Февраль 2018 года

Первая трель черного дрозда раздалась в тот же день, когда небо впервые стало по-весеннему голубым, и это поразило меня. Я увидела гусей, летевших на восток над шпилем собора, а примерно через неделю на миндальном дереве в саду распустились нежные розовые лепестки.

Я начала рисовать. Не пейзажи, а небольшие наброски: камешки, бутоны, спящего Пеппера.

Процесс над Блейком продолжался. Я присутствовала в суде, но в моих показаниях не было нужды. Его вина была неоспорима. Удача отвернулась от него. Сидя на скамье подсудимых, он выглядел ниже ростом и полнее, ему обрили голову. О картине в деле не упомянули ни разу.

Вернувшись домой, я обнаружила у двери букет нарциссов и записку от Лоры Чемберс. Она чувствовала себя лучше. Со дня смерти Лиама прошло больше года. Мы договорились вместе ходить на прогулки.

Две недели спустя с телефона Офелии пришло сообщение: «Она передает тебе привет». С экрана на меня смотрела чудесная девочка всего нескольких недель от роду, с пушком светлых волос на голове. Я любовалась снимком и носила в кармане несколько дней, а затем распечатала его, поместила в рамку и поставила на подоконник рядом с тем, где были Нейтан, я и Лиззи. Я хотела, чтобы Лиззи увидела ее, как только войдет. Надежда на ее возвращение вызывала у меня болезненное чувство.

Когда я случайно встретила в городе Сару, выяснилось, что Нейтан уволился из Кафедральной школы вскоре после переезда в Штаты и получил постоянную работу в калифорнийской Епископской школе. Видимо, Офелия простила ему потерю картины Ван Гога. Я поймала себя на том, что рада за него.

В марте мы с Лорой, соскучившись по ярким краскам, ездили в Национальную галерею. «Подсолнухи» Ван Гога сразу привлекли к себе мой взгляд, и больше я уже ни на что не смотрела. Щедрые оранжевые и зеленые мазки блестящей краски. Мне казалось, я могла согреть о них руки.

— Эта картина об одиночестве, — прошептала Лора. — Каждый из них сам по себе, отдельно от остальных.

— И о стойкости, — прошептала я в ответ. — Взгляните на их силу. На то, какими несгибаемыми он их нарисовал.

Прежде я смотрела на эти начинающие увядать лепестки и темные головки семян, но не замечала, что они были полны неукротимой жизни. Надежда сияла в их охре и изумруде. Люк говорил, что они прекрасны, и я наконец убедилась в этом сама.

Месяц спустя я смотрела на Викторию, шагавшую по терминалу в аэропорту Хитроу. Ее высокая худощавая фигура, закутанная в кашемир, была видна издалека.

— Ви, ты там совсем ничего не ела!

— Господи, все та же профессиональная деформация. Где эта чертова машина?

Я объяснила ее худобу перенесенным стрессом и горем. Я понимала, как я могла не понять? А потом услышала кашель за стенами дома и в саду, звучавший гораздо хуже, чем прежний, записала ее на прием к врачу и пошла вместе с ней.

— Вы курите? — строго спросила девушка-доктор, которая была моложе Лиззи.

Виктория сидела со скучающим видом, поэтому кивнула я.

— Неблагоприятная наследственность?

Я снова кивнула.

Доктор выписала направление на рентген. Пока мы ожидали повторного визита в клинику, чтобы обсудить результаты обследования, почтальон принес заказное отправление. Это был тяжелый пакет с неразборчиво отпечатавшимся штемпелем, толстый и плоский, мягкий на ощупь. Налоговые документы? Фотографии, возвращенные полицией? Что-то от Лиззи?

Оказалось, ни то, ни другое, ни третье.

Внутри лежала картина Ван Гога.

Апрель 2018 года

Виктория организовала все. Авиабилеты, машину, отель.

Результаты рентгена выявили наличие опухоли — возле корня левого легкого обнаружилась небольшая тень.

— Она совсем крошечная, — презрительно фыркнула Виктория, когда доктор вывела рентгеновский снимок на экран. — Ерунда.

Я сжала ее руку, чтобы успокоить нас обеих. И я, и она понимали, что это никакая не ерунда.

Виктория согласилась на химиотерапию, но в перерыве между сеансами ей захотелось уехать. Для поездки в Камарг по заданию «Нэшнл Географик» ей была необходима компаньонка. Она была слишком слаба, чтобы носить оборудование на себе. Виктория забронировала отель в Сен-Реми-де-Прованс и планировала завершить терапию по возвращении.

— Итак, ты летишь со мной! — Виктория улыбнулась своей неповторимой ослепительной улыбкой.

— Он не выходил на связь, Ви. Не дави на меня.

— А картина?

На время моего отсутствия Лора взяла Пеппера к себе. Когда мы с Викторией прибыли в Марсель, шел дождь. Такси доставило нас в отель. Он находился на окраине Сен-Реми и был удобно расположен, но мы мерзли. Номера обустраивали с расчетом на лето, а апрель в этом году выдался прохладным. Полы были мраморными, стены тонкими. Консьерж выдал мне дополнительные одеяла, и я свалила их на кровать Виктории.

Мы отправились исследовать круговые улочки Сен-Реми. Осмотрели дом, в котором родился Нострадамус, одно из многих сохранившихся в городе старинных зданий. В Музее Эстрин была выставлена коллекция работ Ван Гога. Эти картины он написал, когда лечился в Сен-Поль-де-Мазоле. Пшеничное поле за больницей, оливковые деревья и горы очень напоминали те, что были на картине, подаренной прапрадеду Люка.

Я застыла как вкопанная, не в силах оторвать от них глаз. Как я могла не узнать кисть мастера? Как мог не узнать ее Люк? Или он знал? Наверное, он предпочел не возлагать на меня лишнее бремя, рассказав о ее происхождении. Я продолжала пребывать в неведении и предполагала, что так и будет впредь.

Я высматривала высокую фигуру Люка на улицах, по которым мы гуляли, в кафе, в которые заходили, и гадала, смогу ли узнать его сразу — похудевшего, с отросшими волосами и еще сильнее побледневшей кожей. Я воображала, как он сидит в углу и делает наброски, пока перед ним остывает кофе, полностью поглощенный своим делом и довольный. Или представляла его в Париже с друзьями. И даже где-то еще, в другом месте, в другой жизни, с другой женщиной. Я хотела вернуть ему картину, но отложила поездку в его дом почти до конца недели.

В четверг мы обедали на террасе ресторана в окружении лимонных деревьев в кадках. В воздухе витал приятный цитрусовый аромат. Виктория сидела, подперев рукой подбородок. Ее голова была плотно обернута шарфом, и это подчеркивало красоту ее точеных скул. Она выглядела великолепно.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, моя милая. Сейчас самое время.

Похолодев от тревожного предчувствия, я оторвала взгляд от исходящей ароматным паром тарелки с мидиями, но Виктория улыбалась.

— Смотри! — Она через стол подтолкнула ко мне свой телефон. — Это пришло сегодня.