Бромвель направился к графину, по-прежнему стоящему на подносе, и наполнил бокал. Вернувшись к Калли, он прижал ободок бокала к ее губам.

— Выпей это, — приказал он, — или я силой залью тебе в глотку.

Скорчив гримасу, девушка сделала глоток. Горло ее обожгло, и она задохнулась, но по телу ее немедленно разлилось тепло, и она сразу же почувствовала себя лучше. Бромвель и сам сделал глоток из ее бокала, затем снова протянул его девушке, а сам присел на корточки перед камином.

Калли отхлебнула еще немного и украдкой воззрилась на Бромвеля. Он стряхнул с плеч накидку, позволив отблескам пламени играть на его обнаженных плечах и груди. Было что-то первобытное в его позе, в том, как он упирался руками в колени, согреваясь у огня и осушая мокрые волосы.

Во рту у Калли немедленно пересохло, и она с ужасом почувствовала, как увлажнилось ее лоно, отзываясь на присутствие Бромвеля.

Он повернул голову и заметил, что она смотрит на него. Калли поспешно отвернулась и покраснела, но он приблизился к ней и, взяв пальцами за подбородок, заставил снова посмотреть себе в лицо. Граф не произносил ни слова, лишь молча скользил взглядом по ее влажным растрепавшимся кудрям и платью, облепившему грудь и четко обрисовывающему затвердевшие соски. Выражение его лица немного смягчилось, а взгляд потеплел. Большим пальцем он погладил сначала ее подбородок, а потом нижнюю губу.

От прикосновения к ее нежной коже Калли ощутила, как по телу проскакивают искры, и поймала себя на мысли, что едва борется с искушением взять его руку и прижаться к ней губами. Несмотря ни на что, некая примитивная потребность внутри нее отвечала на отражающееся в глазах Бромвеля желание и хотела разжечь в них еще большее пламя.

Девушка вскочила со стула:

— Нет! Даже не думай, что тебе удастся соблазнить меня. Я не поддамся и не стану потворствовать осуществлению твоего плана и не позволю опорочить моего имени!

Граф тоже поднялся, и желание в его глазах сменилось гневом.

— Я никогда бы этого не сделал, и тебе это отлично известно.

— Неужели? — с сарказмом произнесла она. — Думаешь, я поверю, что ты заманил меня сюда, просто чтобы поговорить?

Бромвель недоуменно развел руками:

— Я тебя сюда не заманивал! Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, с того самого момента, как ты вошла в эту дверь, лепеча что-то о Рошфоре.

— Да как ты можешь утверждать подобное! — вскричала Калли, еще более уязвленная тем, что ей очень хотелось бы, чтобы его слова оказались правдой. — Я же не дурочка. Я получила письмо, в котором говорилось, чтобы я поспешила в этот коттедж, потому что мой брат ранен, но, когда прибыла сюда, не обнаружила никого, кроме тебя.

— Что? — Бромвель по-прежнему непонимающе смотрел на девушку. — Калли… я не посылал тебе никакого письма. Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я бы никогда — готов поклясться всем, что дорого моему сердцу, — никогда не стал заманивать тебя сюда, чтобы воспользоваться ситуацией. Как ты вообще могла такое подумать?

Калли воззрилась в его серебристо-серые глаза, согретые золотыми отблесками огня, и к ней вдруг пришла уверенность, что он говорит правду. Также она поняла, кто именно организовал все предприятие по ее обману.

Не говоря ни слова, она вынула из кармана сложенное в несколько раз послание и дрожащей рукой протянула его Бромвелю.

Нахмурившись, граф взял листок бумаги и развернул его. Спрятанный в кармане, он не намок, а лишь слегка увлажнился, поэтому текст можно было разобрать. Одного взгляда на лицо Бромвеля было достаточно, чтобы понять, что он узнал почерк. Перечитав послание дважды, он вернул его Калли.

И, не глядя на нее, произнес:

— Это письмо написала не миссис Фармингтон. Она служит здесь экономкой и, уверен, не умеет читать и писать. Твоего брата здесь никогда не было. Я приехал в этот дом, как только покинул Лондон после… нашего разговора на музыкальном вечере у леди Уиттингтон.

— Что это за место?

— Это Блэкфрайарз-коттедж, — произнес он, наконец отважившись посмотреть Калли прямо в глаза. — Охотничий домик покойного лорда Свитингтона.

Говоря это, он внезапно показался Калли очень усталым, печальным и постаревшим. Со вздохом отвернувшись, Бромвель добавил:

— А почерк очень похож на почерк Дафны. — Взяв с каминной полки бокал, он одним глотком осушил его. — Мне очень жаль, Калли. Не могу выразить словами, как я сожалею.

Он отошел к столу и поставил на него бокал. Снова повернувшись к девушке, Бромвель продолжил:

— Возможно, она думала, что таким образом помогает мне. Она знала, что я… испытываю к тебе гораздо больше, чем следовало. Наверное, она решила, что я обрадуюсь возможности оказаться с тобой наедине при подобных обстоятельствах. — Он покачал головой: — Не понимаю, что на Дафну нашло. Она ведет себя так, как никогда прежде, говорит слова и совершает поступки, ей совсем несвойственные. Она… я могу предположить лишь одно: что она стала настолько одержима своими страданиями, что лишилась здравого смысла. Ею движет желание сделать с другой женщиной то, что когда-то сделали с ней.

— Бром… — Калли подошла к нему и взяла его за руку, глядя ему прямо в глаза. — Сенклер поклялся мне, что не бросал твою сестру беременной. Он заверил меня, что не имел связи с леди Дафной.

Глаза графа метали молнии, а рука напряглась, и Калли немедленно это почувствовала.

— Разумеется, он станет все отрицать.

— Мой брат благородный человек и раскаивается в том, что несправедливо поступил с тобой. Он знает, что неправильно повел себя в сложившейся ситуации. В то время он был, как тебе известно, ненамного старше тебя. Но он заверил меня, что твои обвинения в его адрес беспочвенны. И я верю ему. Он не стал бы мне лгать.

— Мы уже говорили об этом прежде. Конечно, ты ему веришь, он же твой брат.

— Ты когда-нибудь слышал о нем что-то плохое? — спросила Калли. — Спроси любого, и все подтвердят, что герцог Рошфор истинный джентльмен. Он не станет соблазнять леди, чтобы потом бросить ее, особенно если она носит его дитя. У твоей сестры ведь нет ребенка, не так ли?

— Нет. Она потеряла его вскоре после того, как вышла замуж за лорда Свитингтона. Но это ничего не доказывает, — гневно ответил он. — У женщин часто случаются выкидыши.

— Присутствовал ли ты при этом?

— Нет, разумеется, нет. Я тогда уже вернулся в Оксфорд. — Выражение лица Бромвеля было непроницаемым. — Но это не доказывает, что ребенка не существовало вовсе.

Калли просто смотрела на него, не говоря ни слова, и Бромвель не выдержал ее взгляда. Она видела, что его все еще одолевают сомнения и он продолжает бороться с мыслью о том, что история, в которую он верил пятнадцать лет, оказалось ложью, а любимая сестра, которой он был бесконечно предан, коварно обманула его.

— Сейчас это не имеет значения, — грубо произнес он. — Мы ничего не можем с этим поделать, поэтому не стоит об этом думать.