Опустившись на колени перед камином, граф стал разжигать огонь. Очень скоро поленья весело затрещали, распространяя тепло. Калли, которая стояла неподалеку, завернувшись в теплую накидку и наблюдая за действиями Бромвеля, подошла ближе к камину.

Он одарил ее улыбкой:

— Надеюсь, ты не простудилась. — Протянув руку, он убрал с ее щеки непослушный локон.

Девушке очень хотелось прильнуть к его ладони, подобно кошке, и, закрыв глаза, раствориться в восхитительном ощущении пребывания рядом с ним.

Он быстро отдернул руку и отошел к окну в противоположной части комнаты. Раздвинув шторы, принялся вглядываться в ночь.

Мгновение спустя Бромвель произнес:

— Помнится, я говорил тебе, что моя мать умерла, когда я был совсем маленьким. Няня обычно называла Дафну моей «маленькой мамой», потому что та присматривала за мной, играла со мной. Пока мы взрослели, у нас не было иных друзей, кроме друг друга. Мой отец… — Губы его неприязненно скривились. — Я поклялся, что никогда не стану похожим на своего родителя. Он не понимал и не любил своих детей и всегда требовал, чтобы мы вели себя, как взрослые, не делая скидку ни на юный возраст, ни на отсутствие силы и опыта.

— Мне очень жаль, — сказала Калли, испытывая сочувствие к Бромвелю.

Посмотрев на девушку, он улыбнулся:

— Я вовсе не хотел напрашиваться на жалость, просто решил объяснить все относительно Дафны. Она защищала меня от отца. Его наказания всегда были суровыми, даже жестокими, и она пыталась уберечь меня от них. Она прятала меня, придумывала отговорки, брала на себя мою вину, потому что ей была ненавистна мысль, что меня накажут. Я очень ей за все это благодарен.

— Знаю. — Калли печально улыбнулась. Она отлично понимала любовь Бромвеля к сестре. Дафна была единственным человеком, любившим его. Девушка знала, что он никогда не предаст свою сестру, вне зависимости от того, насколько она была не права в своих действиях.

— Ей многое пришлось пережить. Я был слишком молод, чтобы каким-либо образом помочь ей. Мой отец настаивал, чтобы она вышла замуж по расчету. Дафна была очень красива, и многие мужчины желали ее. Она стала женой человека много старше ее, которого совсем не любила. И решилась на такой шаг исключительно ради нас, чтобы уберечь имение, которое могли поглотить долги отца. Я помню, как сестра плакала в своей комнате накануне свадьбы. А после, когда она наконец освободилась от мужа и могла начать новую жизнь — лучшую жизнь, — она влюбилась в Рошфора. Я возненавидел его за то, что он заставил Дафну страдать. Ей снова пришлось выйти замуж за старика и последние пятнадцать лет провести вдали от всех, кого она любила.

Нахмурившись, Бромвель повернулся к Калли:

— А теперь… теперь у меня такое чувство, что я совсем не знаю собственной сестры. Все эти ее ужасные поступки, призванные навредить тебе. Уловка с письмом. Вечер в Воксхолл-Гарденз. Я едва верю в то, что именно Дафна стоит за всем этим. Ее сердце полно горечи и ненависти. Я уже начинаю сомневаться, понимал ли когда-либо ее. Неужели все, что она говорила мне, было ложью? Была ли она такой и прежде и лишь я не видел этого? Был ли слишком молод и глуп, чтобы распознать правду?

Взгляд его, устремленный на Калли, выражал такую боль, что девушка подошла и взяла его за руку.

— Мне очень жаль, — чуть слышно повторила она, в упор глядя на него.

В больших карих глазах Калли светилось сочувствие, и, смотря на девушку, Бромвель в очередной раз подивился ее красоте. Ее лицо в обрамлении густых черных кудрей показалось ему совершенным. Губы, полные и красные, воскрешали воспоминания об их поцелуях. Хотя граф стоял в противоположной от камина стороне комнаты, он вдруг ощутил, как запылала его кожа.

Накидка соскользнула с плеч девушки, когда она подошла к нему, и теперь взгляд Бромвеля был устремлен на ее плечи и грудь. Скромный вырез ее простенького платья являл его взору лишь крошечный участок кожи, но влажная ткань четко обрисовывала округлые груди. Сердце его забилось быстрее, дыхание участилось. Он заметил, как затвердели ее соски, выдавая охватившее желание.

Мысли его смешались. Бромвель знал, что ему не следует столь пристально рассматривать Калли, но обнаружил, что сделать это очень затруднительно. От прикосновения ее руки тело его горело огнем.

— Я… э-э-э… должен идти, — невнятно пробормотал он.

— Нет. Не делай этого, — ответила Калли.

Она понимала, что всякий осудил бы ее поступок, но осознавала также и то, что для нее это было самым правильным. Боль нескольких прошедших недель, казалось, растопила все страхи и сомнения. Жар его взгляда пробудил в недрах ее тела примитивное томление. Она захотела снова ощутить то, что ощущала прежде, находясь вместе с Бромвелем, а также то, что лежало пока для нее в зоне непознанного.

Рука ее скользнула вверх и коснулась его мускулистой груди, скрытой тканью рубашки. То, как резко он втянул воздух и как заострились черты его лица, лишь подстегнуло ее к дальнейшим действиям. Калли поняла, что он хочет ее.

— Останься со мной, — прошептала она.

— Калли… — простонал Бромвель, — ты играешь с огнем.

На лице ее появилась медленная чувственная улыбка, глаза светились тайным знанием.

— Да, но мне нравится его жар.

Глядя на него и видя томящее его желание, Калли ощущала собственное могущество, упивалась осознанием того, что может управлять им, и жаждала познать пределы своей силы. Ей нравились переполняющие ее чувства, но она хотела большего, гораздо большего. Она жаждала Бромвеля.

— В последнее время я часто мечтала поцеловать тебя, — сказала она, поощряемая своей внутренней энергией. — А ты разве не думал об этом? — Привстав на цыпочки, она запечатлела на его подбородке легкий, как перышко, поцелуй и почувствовала ответную дрожь его тела.

— Боже всемогущий, Калли, я не мог думать ни о чем ином.

Она повернула голову и снова поцеловала его.

— Ты сошла с ума, раз совершаешь сейчас подобное.

— Возможно, так оно и есть, но лишь немножко, — согласилась она. — Разве у тебя есть возражения?

— Боюсь, что возражения завтра появятся у тебя.

— Этого не будет, — заверила Калли, снова прижимаясь губами к его подбородку.

Всем телом она тянулась вверх, ища губами его губы. Ее поцелуй был сладким и многообещающим. Бромвель понимал, что ему следует отстраниться. Джентльмен никогда не воспользуется минутной слабостью женщины, оказавшейся в подобной ситуации. Но он не мог сдвинуться с места и совершенно точно не чувствовал себя в данный момент джентльменом.

Калли наградила его легким, как вздох, поцелуем, а потом снова отстранилась. Глядя в его потемневшие от желания глаза, девушка замерла в ожидании. Она ощущала исходящий от его тела жар и сковывающее его напряжение. Руки его сжались в кулаки, словно таким образом Бромвель пытался удержать последние крохи самообладания.