считал, что состояние Бриггса уже настолько плачевно, что единственный допустимый способ обращения с ним – решительное и окончательное отвержение. Никакие полумеры уже не способны помочь, а доброта и фамильярность будут неверно поняты несчастным страдальцем. Невозможно предположить, что дочь Дройтвичей действительно намерена поощрить ошеломленного поклонника. Бриггс, – каким бы распрекрасным ни был, все же остается всего лишь Бриггсом, не более. Наверное, леди Кэролайн недооценивает влияние своего голоса и внешности: объединившись, эти два фактора преображают простые слова так, что те звучат… обнадеживающе, – но произнесенные слова вовсе не абсолютно просты.

Мистер Уилкинс опасался, что леди недостаточно обдумала собственное высказывание. Несомненно, ей нужен советчик – мудрый, объективный консультант, как раз такой, как он. В эту самую минуту леди Кэролайн Дестер стояла перед Бриггсом и едва ли не подавала ему руку. Разумеется, Бриггс заслуживал благодарности, поскольку все они восхитительно проводили время в его доме, но не чрезмерной и не единоличной. Сам он уже запланировал, что завтра, перед отъездом, обитатели замка преподнесут хозяину коллективный благодарственный адрес с подписями по кругу. Но признательность не может быть выражена вот так: при лунном свете, в саду, да еще той самой особой, в которую хозяин замка откровенно влюблен.

Стремясь своевременно и тактично помочь дочери Дройтвичей безболезненно выйти из затруднительной ситуации, мистер Уилкинс сердечно произнес:

– В самом деле, Бриггс, вы достойны благодарности. Позвольте дополнить произнесенные леди Кэролайн слова признательности выражением моей личной симпатии и симпатии моей жены. За обедом следовало устроить чествование и всем вместе поднять за вас тост. Несомненно, должен был состояться какой-то…

Однако Бриггс даже не заметил мистера Уилкинса и не услышал элегантного монолога: он просто продолжал смотреть на леди Кэролайн так, как будто впервые в жизни видел женщину. А она тоже смотрела на Бриггса со странным, подозрительно напоминавшим мольбу выражением. Крайне неразумно. Крайне…

В то же время Лотти, внимательно наблюдавшая за развитием событий, выбрав тот самый момент, когда леди Кэролайн нуждалась в поддержке и защите, встала со стены и взяла мужа под руку, намереваясь увести прочь.

– Хочу кое-что тебе сказать, Меллерш.

– Подожди минуту, – отмахнулся мистер Уилкинс.

– Нет, немедленно! – твердо возразила Лотти и увлекла его в сторону.

Мудрый советчик ушел чрезвычайно неохотно. Нельзя давать Бриггсу надежду, даже самую малую.

– Итак, в чем же дело? – нетерпеливо осведомился мистер Уилкинс, подумав, что нельзя оставлять леди Кэролайн в опасности.

– О, никакой опасности нет, – заверила его жена, как будто он произнес эти слова вслух. – Не волнуйся, Кэролайн в полном порядке.

– Вовсе нет. Этот молодой Бриггс…

– Конечно. А чего ты ожидал? Лучше пойдем к камину. Там сейчас только миссис Фишер.

– Разве можно оставлять леди Кэролайн в саду одну, – заупрямился мистер Уилкинс, пытаясь повернуть обратно.

– Не говори ерунду, Меллерш! Она вовсе не одна. К тому же я хочу кое-что тебе сказать.

– Ну так говори.

– Когда войдем в дом.

С возраставшей вместе с расстоянием неохотой мистер Уилкинс уходил от леди Кэролайн все дальше и дальше. Он верил жене и ценил ее интуицию, однако считал, что сейчас она совершает ужасную ошибку. В гостиной возле камина сидела миссис Фишер. Сам мистер Уилкинс всегда после захода солнца предпочитал комнаты и камины садам и лунному свету, так что в помещении чувствовал себя намного уютнее, чем на улице. Если бы только удалось забрать с собой леди Кэролайн, а без нее возвращаться в гостиную совсем не хотелось.

Сложив руки на коленях, миссис Фишер пребывала в бездействии: просто сидела и смотрела на огонь. Лампа была приготовлена для чтения, однако пожилая дама не читала. Этим вечером книги великих давно ушедших друзей не представляли интереса. Теперь все они твердили одно и то же, снова и снова повторяли давно знакомые слова, не говорили ничего нового, и уже никогда не скажут. Несомненно, прежние грандиозные личности превосходили любого из современников, но имели один серьезный недостаток: их уже не было в живых, так что бессмысленно чего-то от них ожидать. Миссис Фишер тосковала по живому, изменяющемуся миру: все неподвижное и кристаллизованное надоело, – и думала, как хорошо было бы иметь сына, такого же милого мальчика, как мистер Бриггс: непосредственного, внимательного, веселого, подвижного, любящего и готового бескорыстно заботиться…

При виде пожилой леди сердце миссис Уилкинс дрогнуло. Бедная старушка, подумала она, ощутив безысходное одиночество той, что пережила свое время и влачила существование лишь по милости судьбы. Абсолютно одинокая, не имевшая понятия, что такое дружба, старая бездетная вдова. Оказалось, что счастье можно найти только в паре – любой паре, вовсе не обязательно любовной: в паре друзей, матери и ребенка, брата и сестры. Но где же найти вторую половинку для миссис Фишер?

Лотти решила, что было бы неплохо поцеловать ее еще раз. Сегодня днем это прошло успешно: она точно это знала, поскольку сразу ощутила ответный импульс, – поэтому просто склонилась, поцеловала и жизнерадостно сообщила:

– А вот и мы!

Хотя это и так было очевидно.

В этот раз миссис Фишер подняла руку, прижала щеку миссис Уилкинс к своей щеке и, почувствовав прикосновение теплой, живой, нежной, наполненной молодой кровью кожи, сразу обрела спокойствие и уверенность, зная, что готовое к необычным поступкам непредсказуемое создание сочтет движение нормальным и не смутит удивлением.

Миссис Уилкинс действительно ничуть не удивилась, а пришла в восторг и вдруг подумала: «Подозреваю, что я и есть вторая половинка пары. Похоже, именно мне предстоит стать близкой подругой миссис Фишер!»

Когда она подняла голову, лицо осветилось улыбкой. Поистине Сан-Сальваторе творил чудеса. Они с миссис Фишер… но Лотти уже видела себя в главной роли.

– А где остальные? – спросила пожилая дама и добавила ласково, когда миссис Уилкинс подставила ей под ноги скамеечку (весьма кстати, поскольку короткие ноги дамы не доставали до пола: – Спасибо, дорогая.

– Роузы, – ответила миссис Уилкинс, – ушли в нижний сад. Думаю, чтобы целоваться.

– Роузы?

– Ну Фредерики, если желаете. Они совершенно слились и стали неотличимыми.

– А почему бы не назвать их Арбутнотами, дорогая? – вмешался мистер Уилкинс.

– Очень хорошо, Меллерш: Арбутноты, – а вот Кэролайны…

И миссис Фишер, и мистер Уилкинс вздрогнули, причем обычно прекрасно владевший собой мистер Уилкинс вздрогнул даже куда ощутимее, и впервые с момента приезда рассердился на жену.

– Послушай!..

– Очень хорошо, Меллерш: значит, Бриггсы, – не осталась в долгу Лотти.

– Бриггсы! – вскричал в негодовании мистер Уилкинс.

Намек показался жестоким оскорблением всех Дестеров: умерших, живых и пока еще не появившихся на свет.

– Мне очень жаль, Меллерш, если развитие событий тебе не по нраву, – с притворной кротостью отозвалась Лотти.

– Не по