Раздался тихий смешок.

– Ну надо же. А я все ждал, когда же в моей розочке совесть проснется, – прошептал инкуб. – Нет, дорогая, на сайте по большей части автоматический перевод. Но некоторые разделы действительно на эрконе. «Теория магии», например.

Совесть во мне не проснулась, но стыдно стало.

– И… давно ты про мои вылазки знаешь?

– С первого дня, розочка.

Черт. А я так надеялась, что генеральный директор до копания в электронном мусоре не опускается.

– И…

– И вчера я убедил главного программера твою учетку удалить. Без шума и докладной в органы надзора.

Сказать по правде, я не расстроилась. Меня вообще все эти тайны изрядно подзадолбали. В конце концов, я за любовью шла, а не за эрконами, узлами и прочими энергетическими телами. И не я виновата, что все так закрутилось…

– Поцелуешь? – спросила беззвучно, но Глеб услышал.

Склонился, нежно коснулся губами губ, а я лишний раз утвердилась в мысли – тайны ничто в сравнении с ним, моим зеленоглазым демоном.

– Поехали домой, – выдохнул тот, кто даже легким прикосновением к губам с ума сводит. Я ответить не смогла, только кивнуть.

Идти тоже с трудом получалось, но споткнуться или свалиться с лестницы было не суждено – Глеб цепко держал за талию, чутко реагировал на каждый шаг захмелевшей от его поцелуя ассистентки. Я принимала эту помощь с молчаливой благодарностью и мысленно благословляла небо за то, что все обошлось.

Когда выезжали к Вальтезу, небо было чистым и ясным, обещая один из тех осенних дней, которые принято называть последним днем лета. А теперь нахмурилось, причем так, что ни пятнышка голубой лазури не осталось.

Едва вышли из подъезда, в лицо ударил порыв холодного ветра. Я слегка покачнулась – каблуки-то тонкие, и тесней прижалась к Глебу. Не сразу поняла, почему шеф напрягся. И парня, который стоял в трех шагах, заметила не сразу. Ну а когда заметила…

Черт.

Сердце ухнуло в желудок, дыхание перехватило, по спине ледяной змейкой заскользил страх. Как его зовут? Нет, не помню. Но лицо и эту манеру держаться не забуду никогда.

В этой, настоящей, реальности он предстал таким же – широкоплечим, дерганым, чуточку всклокоченным. Одет был в уже виденные потертые джинсы, мятую майку, ну еще ветровка была, поверх. Единственное, что отличало эту встречу от той, предыдущей, – плотно сжатые губы. На лице оборотня не было ни тени улыбки. Он смотрел на меня с недоумением и укором.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Глеб сурово.

Оборотень мотнул головой. Кажется, только сейчас заметил инкуба. Глаза цвета расплавленного золота сузились, на покрытых легкой щетиной щеках вздулись желваки.

– Добрый день, Глеб Игоревич, – выдержав паузу, сказал парень. – Очень рад встрече.

Потом повернулся, отвесил шутовской поклон и добавил… едко:

– Кристина Анатольевна. Вы несказанно хороши сегодня. Впрочем, как и всегда.

Наверное, мне тоже следовало поздороваться, но я не смогла. Просто не смогла и все.

– Что ты здесь делаешь? – повторил верховный судья, раздражаясь.

Оборотень пожал плечами, кивнул на подъезд.

– К маме пришел. Она на Вальтеза работает.

– Ясно, – процедил Глеб и, не обращая более никакого внимания на парня, повел меня к машине.

Я уходила не оглядываясь, хотя оглянуться хотелось очень. Просто бывший клиент «Шерри-кат» таким презрением напоследок окатил и такую ухмылку выдал, словно я… черт, я таким дерьмом себя почувствовала!

Желание оправдаться, объяснить… оно подсознательным было. Но я стиснула зубы и, даже оказавшись под прикрытием тонированного стекла, не повернулась, не глянула.

– Поехали, – рыкнул шеф, усаживаясь на кожаный диванчик. Перегородка между салоном и водителем была опущена, так что спешный кивок Гены я видела и исполненный удивления взгляд – тоже.

Брюнет протянул руку, предлагая придвинуться. Я переползла ближе и сразу же оказалась прижата к мощному горячему телу. Глеб злился, причем очень.

– Это тот самый оборотень, – прошептала я.

– Я понял.

Тишина, овеявшая салон, была, мягко говоря, зловещей. Потом Глеб дотянулся до кнопки, которая перегородку поднимает, и едва Гена остался наедине с дорогой, а мы друг с другом, сказал:

– Крис, от меня ни на шаг.

Страх обернулся ужасом. Я не могла не спросить:

– Все так плохо?

Инкуб усмехнулся невесело, ответил:

– Нет, но рисковать не хочу. До тех пор пока не разберусь со всеми твоими… ухажерами, – это слово прозвучало весьма ядовито, – без меня никуда. Ясно?

Не знаю, что должна чувствовать нормальная взрослая женщина в такой ситуации, лично я… о бутерброде подумала. Надкушенном. А что? Очень я на этот самый бутерброд похожа. По всем, блин, параметрам.

И так больно, так обидно стало…

– Розочка, что с тобой?

Кажется, улавливать настроение входит у нас в привычку.

– Да ничего. Все в порядке. – Голос предательски дрогнул, а инкуб…

– Крис, что опять? – Да, властно брать за подбородок и заставлять смотреть в глаза – тоже уже привычка. Или рефлекс?

– Ничего.

– Кри-ис…

Я все-таки не выдержала.

– Почему так хочешь оградить меня от «ухажеров»? Зачем?

На лице инкуба отразилась легкая растерянность, изумрудные глаза как будто потускнели. А я вдруг поняла – это в той, в подстроенной реальности, Глеб Игоревич… запал. А в этой, в настоящей, я по-прежнему неиссякаемый источник пищи. Возможно, когда-нибудь все изменится, но…

– Ладно, Глеб. Я все понимаю. Все нормально.

– Что ты понимаешь, розочка? – спросил шеф тихо.

Я лукавить не стала. В конце концов, мы взрослые люди и отношения, выстроенные на сексе, в нашем мире в порядке вещей. Это не стыдно, это нормально. Безответная любовь тоже норма. Сколько нас таких? Безнадежно влюбленных дурочек…

– Я понимаю, что я бутерброд.

– Кто?

Ой, вот только не надо делать вид, будто не расслышал!

– Я твоя еда. И поэтому ты так меня оберегаешь.

Высший инкуб шумно вздохнул, но промолчал. А я… Черт! Ну почему он молчит? Хоть бы соврал для приличия!

– Пусти, – прерывая затянувшуюся тишину, прошептала я.

Глеб среагировал не сразу, и… в общем, не отпустил, даже когда дернулась. Его руки сомкнулись на талии каменным кольцом, дыхание обожгло шею.

– Дура. – Эту реплику не столько услышала, сколько почувствовала. И согласилась.