– Насколько далеко на север вы заехали?

Мне не очень хочется обсуждать подробности этой поездки, но, кажется, родителям в самом деле интересно. Мне непривычно, что я могу делиться с ними своими впечатлениями от путешествий или других событий своей жизни, и внезапно я ощущаю себя маленьким ребенком. Мне не терпится рассказать маме с папой о том, как я отдохнула в лесу; о том, что мы там видели и что делали, и как я изменилась благодаря этому опыту. Поэтому я сажусь на диван и говорю несколько минут подряд. Я рассказываю им, где мы гуляли, как у нас не получалось разбить палатки и какая невыносимая стояла жара. Разумеется, я оставляю при себе ту часть повествования, в которой я набрасываюсь на Люка, хотя она запечатлелась в моей памяти ярче всего остального. Когда я встаю, чтобы пойти в свою комнату, мама тоже поднимается с дивана и крепко меня обнимает.

– Я рада, что ты вернулась. В доме без тебя так пусто, – говорит она.

«В доме пусто без тебя», – почти срывается с моего языка, но я решаю промолчать и обнимаю маму в ответ, вдыхая цветочный аромат ее духов.

– Ой, чуть не забыла! – восклицает мама, когда мы отстраняемся друг от друга. – Ты спросила у Люка насчет ужина?

Черт.

– Еще нет.

– Если ты не хочешь, чтобы он с нами общался, так мне и скажи, – мамин голос звенит от обиды.

– Нет-нет, прости, пожалуйста, – быстро говорю я. – Просто все время забываю спросить. Сейчас же это сделаю.

Я беру свои вещи и поднимаюсь наверх, после чего падаю на кровать и закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. Я прокручиваю в голове все события вчерашнего дня. Вспоминаю руку Люка в своей ладони, ощущение легкости и наше перемирие, а потом думаю о прошлой ночи, когда мне до безумия хотелось забыться в его объятиях, пусть я и понимала, что это возможно только на время. Я знала, что утром я все равно проснусь девушкой, которая разрушила все на свете. А он – очередным человеком, которого я от себя отпугнула.

Когда я открываю глаза, в комнате стоит сумрак. Меня охватывает паника, и я пытаюсь понять, что я проспала и куда опаздываю.

В школу? Точно нет.

В теннисный клуб? Нет. Уиллоу уладила этот вопрос со своим папой.

К Эрни? Нет. На следующей неделе я приду к нему четыре раза вместо трех, потому что мы не встречались вчера.

На работу в летний лагерь? Нет. Сегодня не будний день.

Паника не отпускает, и я еще раз мысленно вычеркиваю все возможные варианты, чтобы убедиться, что я ничего не забыла, – и только потом снова начинаю нормально дышать. Возможно ли такое, что у меня до конца дня нет никаких дел?

В начале лета, когда я только начинала работать, мне казалось, что я делаю недостаточно. У меня оставалось слишком много свободного времени, и все оно уходило на борьбу с мыслями и воспоминаниями, с моими «до» и «после». Воскресенье – самый свободный день в моем расписании – превращалось в образцовую пытку. Но сегодня я вдруг понимаю, что мне приятно отдохнуть от дел. Мне радостно оттого, что на меня наконец ничего не давит.

Кроме разве что ужина, о котором я должна спросить Люка.

Встав с кровати, я потягиваюсь, включаю свет и беру в руки телефон, чтобы написать Люку сообщение.

Я поражена, что еще, оказывается, не так уж поздно – всего восемь вечера.

Но еще сильнее меня поражает другое: Люк прислал мне не одну, а целых три СМС.

Пока я вожу пальцем по экрану, меня накрывает тревога. Вдруг за это время что-то случилось с Мэл? Что, если она снова попала в больницу или произошло что-то еще хуже?

Не нужно было никуда ехать.

По многим причинам, но главным образом по этой.

Я держу телефон в липкой от пота ладони и заставляю себя открыть первое сообщение.

Оно меня сильно озадачивает.

Где-то в три, примерно через час после того как они высадили меня у дома, Люк написал: Привет.

И все. «Привет».

Через полчаса еще одно сообщение.

Придешь к нам?

И всего десять минут назад он добавил: «Тебя хочет видеть мама».

С ней все нормально? – пишу я.

Он отвечает почти сразу же.

Привет. Да, у нее все хорошо.

И секунду спустя:

А у тебя?

Я сажусь обратно на кровать.

Все в порядке. А что?

Ты не отвечала.

Просто заснула, – печатаю я.

Понятно, – отвечает он.

Значит, Мэл хочет, чтобы я пришла?

Только если ты сама хочешь.

Я не до конца уверена, что хочу видеть Люка сегодня, так мало времени спустя после поездки, но как я могу отказать Мэл?

Я бегу в душ, мою голову и надеваю одно из летних платьев, которые мне в последнее время было некуда носить. Я слышу, как мама что-то напевает у себя в спальне. Я просовываю голову в дверь и говорю, что еду к Коэнам.

– Я думала, ты для разнообразия хоть один вечер спокойно отдохнешь дома, – говорит она.

– Я просто хочу увидеть…

– Мелани. Я знаю, – говорит мама, поднимая взгляд от журнала, который она читает, лежа в постели. За последние пару недель она сменила все: от матраса до каркаса кровати. – Но ты ведь только приехала домой, а до этого всю неделю работала. Начнем с того, что ты и так бываешь у них очень часто. Я думала, мы прошли тот этап, когда ты проводила в их доме каждую секунду своего времени.

От замешательства у меня начинает кружиться голова.

– Мэл хочет меня увидеть.

– Я думаю, она понимает, что в твоей жизни есть что-то кроме нее.

Я смотрю на маму, пытаясь понять, что происходит. В ее голосе звучит непривычная горечь, как будто я поступаю неправильно, проводя с Мэл столько времени.

– Я скоро вернусь, – уверяю ее я и захлопываю за собой дверь, прежде чем она успевает еще что-то возразить.

Всю дорогу до дома Мэл и Люка я никак не могу выбросить из головы то, как странно мама отреагировала на мои слова. Мэл умирает. Мама об этом знает; ей также известно, что я не ходила к Мэл после того как не стало Ро, и она прекрасно понимает, какой виноватой я себя чувствую. Она должна осознавать, что сейчас мой приоритет – проводить время с Мэл.

Одной из моих любимых детских фантазий было представлять, что Мэл – моя мама. Я воображала, что унаследовала ее струящиеся черные волосы, хриплый голос и гибкие локтевые суставы. Я никому об этом не рассказывала, но сейчас в первый раз в жизни задаюсь вопросом: а не прочитала ли мама мои мысли? Вдруг время от времени, сидя в полумраке своей спальни, она думала о секретах, которыми я делилась с Мэл? О том, что я подражала голосу Мэл, когда разговаривала по телефону. О том, что я надевала одежду Мэл, когда воображала себя взрослой. Вдруг она знала, что слезы Мэл – а вовсе не ее собственные – способны мгновенно превратить меня в сопливую лужицу?