– Сколько нас таких? – спросила она у Майи.

– Бог знает. Проведи опрос.

Все пошло не так, кажется, с момента, когда они признались друг другу в любви. Зачем они это сделали – определяя, раздувая или затмевая то, что чувствовали на самом деле? Им казалось, что это необходимо, вот и все. Точно так же, как необходимо менять, варьировать, детализировать занятия сексом. Это нужно было, чтобы развиваться, идти вперед. И вот они произнесли требуемые слова. В ту ночь Джорджия не могла заснуть. Она не сожалела о сказанном и не считала эти слова ложью, хоть и знала, что они абсурдны. Она думала о том, как Майлз старался заглядывать ей в глаза, когда они занимались любовью, – Бен этого подчеркнуто не делал – и о том, как его взгляд, сначала яркий, вызывающий, становился туманным, спокойным, хмурым. Поэтому она доверяла ему – ведь по-другому нельзя. Она представила себе, как качается на волнах глубокого, серого, враждебного, великолепного моря. Любовь.

– Я не знала, что это случится, – сказала она на следующий день у Майи на кухне, за чашкой кофе. День был теплый, но Джорджия надела свитер в поисках уюта. Она все еще была потрясена и покорна.

– Нет. И до сих пор не знаешь, – резко сказала Майя. – А он тоже это сказал? Что любит тебя?

Да, ответила Джорджия, да, конечно.

– Тогда берегись. На следующий раз будь готова. Когда они это говорят, следующая встреча бывает сложной.

Так и вышло. На следующий раз между ними открылась трещина. Поначалу они только ощупывали края, проверяя, все ли еще она там. Можно сказать, новое развлечение. Но трещина все росла, росла. Не успели они сказать хоть слово, подтверждая, что трещина все еще на месте, она расширилась – Джорджия хладнокровно ощущала, как трещина расширяется, хотя все бы отдала, чтобы ее закрыть. Чувствовал ли он то же самое? Она не знала. Он тоже казался ей хладнокровным – бледный, решительный, сверкающий каким-то новым, злобным замыслом.

Была глубокая ночь. Они безрассудно сидели в машине Джорджии среди других таких же парочек на мысу Кловер-пойнт.

– Все, кто сидит в этих машинах, занимаются тем же, что и мы, – сказал Майлз. – Тебя это заводит?

Он сказал это как раз в той точке сложившегося у них ритуала, где в прошлый раз они заговорили, торжественно и с запинкой, о любви.

– Ты когда-нибудь думала о таком? – спросил он. – Я хочу сказать, мы можем начать с Бена и Лоры. Ты когда-нибудь фантазировала про то, как мы с тобой и с Беном и с Лорой?

Лора была его жена – та, что осталась дома, в Сиэтле. Майлз раньше не упоминал о ней, если не считать того раза, когда он назвал Джорджии ее имя. Но он упоминал про Бена – Джорджии эти упоминания не нравились, но она пропускала их мимо ушей.

«А Бен ломает голову, как ты тут развлекаешься, пока он там рассекает синие моря?»

«А вы с Беном, наверно, особо празднуете его возвращение?»

«Интересно, Бену это твое платьице нравится так же, как мне?»

Он говорил так, словно они с Беном были в каком-то смысле друзьями – или, по крайней мере, партнерами, совладельцами.

– Ты и я и Бен и Лора, – произнес он, и его тон показался Джорджии подчеркнуто, ненатурально похабным, хитрым, презрительным. – Поделимся счастьем со всеми.

Он попробовал ласкать ее, притворяясь, что не замечает ее негодования, горькой обиды. Он начал описывать щедрый обмен ласками между ними четырьмя в постели. Он спросил, возбуждает ли это Джорджию. Она с отвращением сказала, что нет. Еще как возбуждает, просто ты не хочешь признаться. Его голос, его ласки становились напористей. Что в тебе такого особенного, спросил он тихо, презрительно, до боли сжав ее груди. Что ты строишь из себя королеву?

– Ты жесток и сам это прекрасно знаешь, – ответила она, пытаясь оторвать от себя его руки. – Зачем ты так?

– Дорогая, я не жесток, – сказал Майлз скользким, фальшиво-нежным голосом. – Я похотлив. Я тебя хочу, вот и все.

Он принялся дергать Джорджию так и этак, раскладывая ее для удобства пользования. Она велела ему вылезти из машины.

– Чистюля, – сказал он тем же ненатуральным, омерзительно нежным голосом, словно фанатично облизывая что-то мерзкое. – Чистоплотная шлюшка.

Джорджия сказала, что, если он не перестанет сейчас же, она надавит на гудок. Если он немедленно не вылезет из машины, она надавит на гудок. И закричит, чтобы вызвали полицию. Она и в самом деле налегла на гудок, пока они боролись. Он оттолкнул ее, выругавшись с подвыванием – ей и раньше приходилось такое слышать, но совсем с другим значением. Он вылез из машины.

Она не могла поверить в этот взрыв злобы, в такой ошеломляющий поворот событий. Потом, много лет спустя, вспоминая об этом, она думала, что, может быть, он так поступил для очистки совести – чтобы подчеркнуть разницу между ней и Лорой. Или чтобы затушевать слова, которые сказал ей накануне. Или чтобы унизить ее, потому что сам испугался. Возможно. А может, для него это было просто дальнейшее, и подлинно интересное, развитие их сексуальных отношений.

Ей хотелось бы обсудить это с Майей. Но с Майей она уже ничего не могла обсудить. Их дружба внезапно кончилась.

На следующий вечер после инцидента на Кловер-пойнт Джорджия сидела на полу в гостиной и играла с детьми в настольную игру перед сном. Зазвонил телефон. Она была уверена, что это Майлз. Она весь день ждала, что он позвонит, обязательно позвонит – объяснить свои поступки, попросить у нее прощения, сказать, что он ее испытывал в каком-то смысле или что временно сошел с ума из-за неких неизвестных ей обстоятельств. Она не сразу согласится его простить. Но трубку бросать не будет.

Это оказалась Майя.

– Слушай, случилась престранная вещь, – сказала она. – Мне позвонил Майлз. Это ничего, Рэймонда нет дома. Но откуда он вообще про меня знает?

– Понятия не имею, – ответила Джорджия.

Конечно, это она ему сказала. Предложила ему необузданную Майю в качестве развлечения или чтобы объяснить, как неопытна она сама в этой игре. Относительно непорочная добыча.

– Он сказал, что хочет прийти и поговорить со мной, – говорила Майя. – Как ты думаешь? Что с ним случилось? Вы что, поссорились? … Да? А, ну он, наверно, хочет, чтобы я тебя уговорила с ним помириться. Надо сказать, он выбрал удачный вечер. Рэймонд в больнице; у него там упрямая пациентка, у нее схватки. Возможно, он останется делать ей кесарево. Я тогда позвоню и расскажу тебе, как все прошло. Хорошо?

Через пару часов, когда дети уже уснули, Джорджия начала ждать звонка Майи. Она посмотрела новости по телевизору, чтобы отвлечься от ожидания. Она подняла телефонную трубку, чтобы убедиться, что гудок есть. Она выключила телевизор по окончании новостей, потом опять включила. Начался фильм; она просидела до третьей рекламной паузы, не шелохнувшись, не вставая и не выходя в кухню посмотреть на часы.

В половине первого ночи она вышла из дома, села в машину и поехала к дому Майи. Она понятия не имела, что́ собирается там сделать. И ничего особенного не сделала. Она проехалась по круговой дорожке перед домом, выключив фары. В доме было темно. Дверь гаража открыта, и видно, что машины Рэймонда там нет. Мотоцикла тоже нигде не было видно.