Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и без них толпа собралась приличная. Броневик остался у входа, тачанки откатились куда-то к запасным. В пещеру нас вошло десять человек: Исаев со своим молчаливым шаманом, мы с Банши, а спереди и сзади по тройке лютых бойцов — личная охрана графа.
Я указывал направление и шел по редким догорающим трупам, остававшимся после прохода первой тройки. Чувствовал где-то рядом новый разрыв, но искать его не стали. Исаев извелся и ни в какую не соглашался задерживаться.
— Почти пришли, жалко стремянку только не захватили.
— В смысле пришли? — нахмурился Исаев. — Это же место, где моего археолога убили?
— Ага, оно, — я подошел к центру и стал вспоминать, где именно была дыра в потолке. — Милейший, сюда посвети…
— Вот ведь черти! — воскликнул Исаев, когда шаман не только высветил скрытый магией проход, но и, сделав несколько пассов, снял завесу.
— Стоять! — крикнула Банши на Исаева, который уже начал лезть на спину телохранителя. — Дамы вперед, если не хотите, чтобы вам пердаки разорвало. Ну или то, что первое в ловушку высунется.
Исаев натурально обомлел, так и завис с поднятой ногой. Зыркнул на шамана, но тот лишь развел руками и прошептал: «магии нет, механизмы какие-то чувствую». Пока они переглядывались, Банши уже закинула какую-то склянку вверх, досчитала до пяти и попросила ее подбросить.
Сверху раздалось несколько хлопков, полетела каменная крошка и раздолбанные запчасти. А еще через пару минут прилетела тонкая, но прочная веревка с завязанными узелками.
— Матвей, чувствуешь что-нибудь? — спросил Исаев, когда мы встали перед воротами в гробницу.
— Пылью пахнет и звук какой-то странный.
— Это крысы трахаются, — поморщилась Банши. — Но яда у меня нет, могу термитом жахнуть, чтобы не отвлекали, а?
— Да уж как-нибудь не надо… — отмахнулся Исаев. — Всем приготовиться! Открываю.
На всякий случай я отошел в сторону, так чтобы лучше видеть руки Исаева, и сел на один из обломков статуи. Граф достал пирамидку, с видимым усилием вставил ее в углубление и начал, как джойстиком, водить ее в разные стороны и сдвигая мозаику. Было похоже на детский калейдоскоп, когда в трубу смотришь, а там разные фигуры складываются. Кручу-верчу, запутать хочу — повторить я бы не смог.
Щелкнуло, взлетела пыль и заскрипел камень. Толстые, сантиметров по тридцать, створки поползли в разные стороны. Правая с грохотом застряла, пустив волну вибрации по всей пещере. Пришлось пыль с волос стряхивать и глаза протирать. А вторая хоть и натужно, но спряталась в стене, выпустив на нас облако затхлого воздуха с оттенками каких-то почти выветрившихся благовоний.
Мы вошли в первый зал, напоминающий приемную большого начальника. Каменное кресло со столиком, на котором стоял пыльный, возможно, золотой кувшин, бокал и несколько блюд, внутри которых лежали драгоценные камни и искусно сделанные ягоды и фрукты из золота.
Тоже подход, чем заняться в загробной жизни — типа сиди размышляй о вечном, винишко попивай. А то ведь могли и коня с наложницами вместе закопать, но, видимо, нравы были другие, костей я нигде не заметил.
В углу стоял каменный манекен в размер сто тридцатикилограммового бодибилдера из качалки, поверх которого надели доспехи. Ни паутина, ни пыль не могли уменьшить силу блеска, который, отражаясь, заскакал лучиками по стенам. Шлем, кольчуга, меч, плюс копье у стеночки с щербатым древком, которое рассыпалось в пыль, когда Исаев попробовал его взять.
Какие-то еще детальки валялись на полу, подпорченные временем, предназначение которых я не знал. Но то, что здесь покоится богатырь — тот самый из мультиков, сказок и с картины Васнецова, я был уверен.
На противоположной от кресла стене была фреска. Я содрал здоровенный шматок паутины и всмотрелся в бледную краску. Таблички с надписью: «сцена из жизни Ордена» отсутствовала, хотя картинка соответствовала. Поверху шел ряд круглых гербов, семь больших, среди которых я узнал орла дома Исаевых и зубастую гриву Львовых и с десяток незнакомых маленьких.
Я отступил на несколько шагов, чтобы разглядеть фреску целиком. В центре — разрыв, вокруг семь человек. Часть богатыри, часть монахи. И каждый взаимодействует с разрывов, но по-разному. Мастерство художника было на высоте, если бы не пыль в трещинках, то и выражение суровых сосредоточенных лиц можно было бы разглядеть.
Но и без этого было понятно, что ничего не понятно. Они действительно взаимодействовали, но не пытались его закрыть. Казалось, что богатыри подпитывают и удерживают разрыв, сковывают, чтобы удержать на месте. А монахи тянут силу изнутри.
— Тсс, не тупи и не пались, — раздался шепот Банши за ухом. — Это не секрет, что первые охотники брали силу из разрывов. Тут никакой ереси нет, начинали все серыми, это потом уже, лет через двести, когда такие, как Барыня с беспределом переборщили, Орден жесткие правила ввел и инквизицию создал.
В принципе, это было понятно. Оно примерно так всегда происходит, богатыри хоть и сказочные, но мир у них здесь реальный, со своими законами и порядками. Если дают халявную силу в помощь, надо брать. Пока я изучал фреску, шаман вскрыл дверь в следующий зал и пришлось догонять Исаева.
Это уже была усыпальница.
В центре саркофаг с крышкой в форме человека в доспехах, над которым уже склонился Исаев. На стенах новые картины — Орденское житие-бытие. Сцена битвы с зубастыми деймосами, мирная сцена учения с медитацией на природе, образ учителя и прочие ратные дела.
Одна из картинок выглядела странно — она задвоилась, становясь объемной, по ней пробежала рябь. Потускневшее изображение старого воина налилось глянцевой чернотой, а потом картинка сделала шаг и вышла из стены. Проплыла рядом с Исаевым, частично пройдя его насквозь, а он даже не вздрогнул. Только поежился и оглянулся по сторонам, будто сквозняк ищет.
Шаман что-то почувствовал, но смотрел совсем в другую сторону. Банши вообще было пофиг, она под шумок выковыривала драгоценные камушки из фрески.
Фобос или призрак Серапиона, а воин соответствовал всем изображениям и памятнику на входе, плыл, едва касаясь пола, прямо на меня. Остановился в метре и поднял руку в латной перчатке. Я протянул свою.
Молния, мозговой электрошок со стробоскопом в глазах. Меня передернуло и выгнуло дугой, втягивая в сторону призрака. Будто не я его поглощаю, а он меня.
А потом включилось кино.