сложились домиком: как на это реагировать? Первой мыслью было широким жестом предложить ей свои колени, но вряд ли идея будет оценена по достоинству. Потому Железный повертел головой, выискивая неизвестно что, затем понял, что бессмысленно тянуть время, и сел рядом.

Прежде, пока они держались шагом, Эмрис мог сходить за телохранителя. В такой ситуации безмолвие выглядело вполне уместно. Однако сейчас повисшее меж ними молчание из понимающего превращалось в тягостное, а шум моря из успокающего в тревожный.

— О чем вы думаете? — Вопрос был нейтральным, но он точно поможет Железному вывести леди на разговор. Говорят, что молчаливая баба — золото. Но на деле хуже нет, чем когда молчит женщина, которая умеет поговорить. Это всегда сулит неприятности.

— Чтобы побыть человеком, мне нужно переплыть море. — Идель отозвалась незамедлительно. Она не таилась и только пялилась на морскую рябь. — Это удручает, барон. Со временем вы, к сожаленью, тоже начнете об этом думать.

— Я всего лишь барон. — Железный улыбнулся в надежде развеять ее мрачность. За последние дни, не знай он, что леди беременна, счел бы, что всему виной ее женская природа. Ужасно переменчивое настроение!

— Вряд ли ответственность будет давить на меня как на вас.

Идель усмехнулась, и Эмрис решил, что ее настроение, скорее, задумчивое, чем мрачное. Леди взглянула на него с выражением, какое бывает, когда узнаешь в ком-то себя.

— Вы всего лишь барон, да. Но вы будете бароном всегда и везде. Даже в собственной постели.

К чему она заговорила об этом? — Железный напрягся. Пытается напомнить себе, что она — эрцгерцогиня Греймхау, и ей не по статусу заводить интрижки с бароном? Потому что она… что? Может, она восприняла его стремление остаться с ней сегодня в качестве охранника как намек, что он рассчитывает на близость? И именно поэтому и говорит, что их текущее местоположение благоволит? И… что если она все же предложит ему? Как он должен отреагировать?

Она спала с Рейбертом или нет? Создатель, ответ на этот вопрос столько бы упростил!

— Кгхм. — Он прочистил горло, наблюдая за Идель без лишних движений. — Хотите сказать, у вас с супругом какие-то разногласия из-за вашего титула? — Он начал настолько издалека, насколько додумался. Это даст время ему, и чтобы тщательно выбирать слова — ведь она потом может воспользоваться всем, что он скажет, — и чтобы вообще сориентироваться в происходящем.

— Нет. — Идель помотала головой, и Эмрис засомневался: а был ли в ее словах скрытый смысл? — Просто со временем вы почувствуете, что даже дома по сути на службе. Я бы даже сказала, на должности. Мне кажется, Аерон немного путает эти вещи. Ведь можно иметь титул и быть бесполезным. Формально этого никто не запрещает. Быть бесполезным, я имею в виду. Это довольно скверно, но все же не противозаконно.

— А на деле…? — Железный все еще спрашивал настороженно. Он не был уверен, что правильно понял, куда леди клонит.

— А на деле, если вы не бесполезны, вы становитесь обязаны и должны. Аерон ценит талантливых, но страшно бесится, если талантливые не ценят сами себя.

— Имеете в виду, не дают себя использовать?

— Да.

— Вы… осуждаете его? — Железный заинтересовался.

— Нет. — Ее ответ звучал искренне, и Эмрис растерялся. — С начала его правления многое в Деорсе стало лучше. Не везде, не сразу, но Аерон работает над этим. Становится меньше бездомных, больше ценится хозяйство и производство. А сейчас дела с торговлей и общим благополучием должны и вовсе совершить скачок. Просто… Иногда… — Она рассмеялась тихо и совсем по-девчачьи, опустив голову. Не благородно, не изысканно, а прям развеселилась, как обычная девица. — Просто иногда мне хочется пожалеть себя от того, какую цену мы все платим за политику Аерона, пусть бы она хоть сто раз вела к процветанию.

Иными словами, понял Эмрис, здесь, за морем, она, если не ведет дела, может быть просто неизвестной леди. Чьей-то женой, чьей-то дочерью. Может, поэтому она так откровенна с ним? — вдруг поймал себе Железный. Может, потому она говорит много и охотно, едва ли что-то утаивая, что ей просто не с кем поговорить в Греймхау? Она ведь упоминала, что вернулась туда после войны Аерона и наверняка осталась в герцогстве одна.

Железный вновь взглянул на женщину. Идель ежилась и, обхватив себя руками, потирала плечи. Эмрис поднялся.

— Миледи, простите, но если не хотите, чтобы я усадил вас на свои колени — уж какие есть, — давайте уйдем. Холодает. Вам не следует сидеть здесь.

Идель приподняла голову, одна из ее бровей выразительно выгнулась. И следом немного изогнулся краешек губ. Глаза, потемневшие в чаде угасающего заката, блеснули. И Эмрис почему-то был уверен, что это вовсе не блик, мазнувший по изумрудному пятну в ее необычном зрачке.

— Вы бы хотели посадить меня к себе на колени?

Ну и провокаторша, вздохнул Железный, не давая разыграться воображению.

— Миледи. — Он на мгновение закатил глаза.

— Ладно-ладно, — засмеялась Идель и чуть вытянула руку в сторону, вынуждая Эмриса действовать.

Она так уже делала — на банкете и в переговорах с дожем. Она вообще часто так делала! — с некоторым открытием осознал Железный. На черта? Она что, сама не может вставать или ходить?

Эмрис все-таки помог — и поспешно отстранился. Они взяли неторопливый темп, и по дороге в таверну — очередную в их странствии — Железный безотчетно сравнивал Идель с теми образцами классических леди, какие были ему ближе всего — покойной матерью и женой дядьки-графа. Они вели себя еще более обособленно и надменно, а знали и умели куда меньше того, что знала Идель. По крайней мере, он мог поручиться, что ни одна из них не смогла бы подтянуться, выбираясь из люка, или рискнуть всем, чтобы украсть бумаги из секретного хранилища в чужом городе.

Дорогу неожиданно преградила небольшая процессия местных священнослужителей. Они гнусили что-то о вознесении, о благодати, о семи запретах и равновесии, и всяком прочем, и за ними вслед волочились несколько нищих с плошками для подаяний. Эмрис, обычно воздерживавшийся от всякого рода податей, замешкался. Что он должен делать? Наверняка есть какая-то добродетель среди знати насчет щедрости — помогать страждущим и все такое. Понятно, что на деле всем плевать, но в вопросе показушничества аристократия весь мир позади оставит, так что…

Он едва потянулся к кошельку, как его взгляд упал на Идель. Женщина возвела глаза к небу, втянула щеки, и в целом имела такой вид, будто мечтала собственными руками взять палку и гнать отсюда этих ребят.

Рука Железного остановилась сама собой.

— Мы… не примем участия? —