за углем …, в тот же день расстреляны: три парохода выбросившиеся при появлении подводной лодки на берег…

Блокада неприятельского побережья.

Для осуществления блокады неприятельского побережья в районе Трапезунд-мыс

22-го февраля из Батума вышли миноносцы «Свирепый» и «Сметливый»… Во время этого похода были уничтожены две груженые фелюги…»

(РГА ВМФ Ф. 418. Оп. 1. Д. 902. Л. 235–236)

Этот документ раскрывает будничную боевую работу флота, не предполагавшего, что всего спустя неделю произойдет переворот, который сломает российскую государственность и даст Турции колоссальные выгоды, хотя сами турки находились на грани поражения, и что все подвиги и жертвы офицеров и матросов Российского Черноморского флота окажутся напрасными…

22 февраля 1917 года газеты сообщили, что император Николай II отбыл в свою Ставку в Могилев, а на следующий день, как по команде, улицы Петрограда заполнили тысячи бастующих. Читая газеты, лейтенант Ярыгин отнесся к этим сообщениям почти равнодушно, поймав себя на мысли: «Забастовки каких-то мастеровых – это еще не революция!»

Действительно, количество стачек в феврале 1917 года было раза в три меньше, чем во время революции 1905 года. Как пишет историк исследователь А. Борисюк в работе «История России, которую приказали забыть»: «За октябрь – ноябрь 1905 года прошло 3900 стачек с участием 804 тысяч бастующих, а в январе – феврале 1917 года – всего 1300 стачек, при числе бастующих – 732 тысячи. Количество бастовавших рабочих в 1917 году составляло менее 5% от всех рабочих (15 млн человек) и мене 0,4% от населения страны (172,6 млн человек)». Как видно, сам по себе размах восстания мог и не иметь фатальных последствий – он было меньше, чем в 1905 году. В феврале 1917 года случился обыкновенный бунт. Но этот бунт был крайне выгоден «союзникам» России по мировой войне. Ибо в случае, если Россия пошатнется, им достанутся все плоды победы. Имеется множество сведений о западном (английском) следе в финансировании и координации «демократической революции» февраля 1917 года.

26 февраля 1917 года под руководством начальника Воздушной дивизии капитана 1 ранга М. Федоровича отряд в составе трех гидрокрейсеров, имевших на борту десять гидроаэропланов, в сопровождении трех эсминцев вышел на разведку и аэрофотосъемку военных объектов в Констанце.

Документ об оперативной деятельности флота на этом направлении сохранился в РГА ВМФ:

«Совершенно секретно»

«Поход гидрокрейсеров к неприятельским берегам

С целью выполнения воздушной разведки фотографической сьемки порта и города Констанцы, а также района побережья к северу от города… были посланы 26 февраля в море суда «Император Николай I», «Император Александр I» и «Румыния» с 10-ю гидроаэропланами под охраной трех нефтяных миноносцев. Руководство операцией было возложено на начальника Воздушной дивизии капитана 1 ранга Федоровича.

27-го февраля около 9 часов отряд подошел к району Констанцы, но к выполнению операции приступить не мог, ввиду неблагоприятного состояния погоды: свежего ветра от SW, большой волны и низких дождевых облаков…

В 11 часов 28-го февраля отряд вторично подошел к месту спуска аппаратов в 40 милях от Констанцы и приступил к выполнению операции. Облака, встреченные летчиками на высоте 400 метров, густота которых усиливалась по мере приближения к берегу, не дали возможности летчикам выполнить заданного поручения, и, продержавшись около 1 часу в воздухе, летчики вернулись к своим судам, за исключением старшего лейтенанта Утгофа, которому, несмотря неблагоприятные условия погоды, все-таки удалось произвести разведку с фотографированием заданного ему района…»

(РГА ВМФ Ф. 418. Оп. 1. Д. 902. Л. 237–238)

Заканчивался последний зимний месяц февраль… Крымский воздух, насыщенный влажными волнующими весенними ароматами, был чистым и свежим. Чувствовалось приближение ранней южной весны. Но наступающая весна не несла летчику лейтенанту Сергею Ярыгину радости, как было раньше… На душе – тяжелое предчувствие, гнетущая тревога… Оттого что творилось в стране, казалось, что вот-вот наступит конец света… И предчувствия не обманули его.

События конца февраля 1917 года застали командующего Черноморским флотом вице-адмирала А.В. Колчака в Батуме на борту миноносца «Пронзительный», где была получена телеграмма Морского генерального штаба о бунте 28 февраля в Петрограде и захвате города мятежниками. Командующий, еще из Батума, распорядился прервать телеграфную и почтовую связь Крыма с остальной территорией России для предотвращения паники и распространения непроверенных слухов. Вернувшись в Севастополь, – а переход выдался тяжелый, едва вышли в море, погода разом испортилась: с гор задул резкий холодный ветер, – Колчак ознакомился с телеграммой в его адрес от Родзянко, который сообщал о восстании в столице и переходе власти к Временному комитету Государственной Думы. Начальник морского штаба Ставки Верховного Главнокомандующего адмирал А.И. Русин информировал о мятеже в Петрограде, о беспорядках в Кронштадте и приказал «…принять все меры в поддержании спокойствия во флоте». На совещании, срочно созванном Колчаком, было решено сообщить командирам кораблей о восстании в столице. Колчак одновременно отменил свой приказ об информационной блокаде Крыма, уже не имевший смысла, поскольку радиотелеграфисты флота перехватили германские телеграммы с сообщениями о революции в Петрограде. Вице-адмирал Колчак принял решение взять инициативу в свои руки, информируя флот о происходящих событиях посредством собственных приказов.

2 марта 1917 года командующий флотом издал приказ, в котором сообщал флоту о петроградских событиях, требовал верить только его приказам и игнорировать дезинформационные сообщения турецких радиостанций. В своем первом приказе № 771 командующий флотом извещал флот о событиях в Петрограде и требовал от всех чинов флота твердо выполнять свой долг в годину войны: «…Приказываю всем чинам Черноморского флота и вверенных мне сухопутных войск продолжать твердо и непоколебимо выполнять свой долг перед Государем Императором и Родиной».

Вечером 2 марта командующий Черноморским флотом получил от начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Алексеева телеграмму, в которой тот приводил тексты телеграмм от командующих фронтами к Николаю II с просьбами об отречении. Колчак понимал, что ситуация создалась критическая: Петроград контролировали восставшие, в городе возник острый дефицит продовольствия, войска гарнизона бунтовали, переходя на сторону восставших, и убивали офицеров, поезд с императором не смог проехать к Петрограду, генералы уговаривали Николая отречься от престола.

О чем думал и что переживал в те критические для русского престола и для страны дни император Николай II – как человек и как политик? Ответ на это дают его дневниковые записи, сохранившиеся до наших дней: «2-го марта. Четверг. Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будет бессильно… Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 21/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та,