Поступаясь собственными симпатиями, государь как бы этим самым доказывал искренность своих намерений стать на примирительную по отношению к общественным кругам позицию.

В интересах сближения работы фронта с работой тыла и для обсуждения программы ближайших мероприятий император Николай II согласился собрать в Ставке под своим председательством соединенное совещание, почему Совет министров в обновленном виде выехал в Ставку в Барановичи к 27 июня н. ст.

Это была с начала войны первая встреча Совета министров в его почти полном составе с Верховным главнокомандующим и его начальником штаба. Правда, в отдельности председатель Совета и некоторые министры навещали Ставку и раньше, но беседы с И.Л. Горемыкиным в силу его известной политической предвзятости и старческой немощности не могли иметь решающего значения; с отдельными же министрами официально обсуждались в Ставке лишь вопросы частного характера.

Фронт и тыл до того времени были разъединены взаимным недоверием и каким-то особенно упорным нежеланием признать необходимость общей согласованной работы для достижения конечного успеха.

Наша тихая и скромная Ставка, расположенная в обширном сосновом лесу близ ст. Барановичи, приняла уже накануне совещания праздничный вид. Появились министерские вагоны. Необычно загудели автомобили, развозившие по Ставке приехавших из столицы лиц, которые своими белыми, свежими кителями резкими пятнами выделялись на общем серо-зеленом фоне.

Прибывшие министры оставались жить в тех же вагонах, в которых они приехали из столицы. Такое размещение вызывалось тем, что сама Ставка в период своего пребывания в Барановичах продолжала тесниться в вагонах.

В императорском же поезде оставался жить и государь со своей свитой в периоды довольно частых, хотя непродолжительных наездов его в Ставку. Для царского поезда была устроена своя особая ветка в нескольких стах шагах от ветки к Ставке. К царскому поезду была проложена также своя автомобильная дорога.

Зимой государь принимал приглашаемых к нему лиц в вагоне-столовой, передняя часть которого служила небольшой гостиной. Вагон этот впоследствии стал историческим, так как в нем император Николай II подписал акт о своем отречении от престола.

Летом ввиду жары на лесной полянке подле царского поезда был раскинут просторный шатер-столовая. В этом шатре и было назначено намечавшееся совещание.

Чрезвычайно трудно после длинной цепи пережитых разочарований передать то торжественно-светлое настроение, которым была охвачена Ставка в день 27 июня 1915 г.! Чувствовался приток свежих сил, и чудился поворот к лучшему будущему!

День по погоде выдался на славу. Солнце с утра заблистало ярко и обливало всех своими светлыми радостными лучами.

По случаю воскресного дня наша походная церковь, устроенная в деревянном бараке и украшенная старинными иконами, наполнилась утром до отказа. Вдохновенно служил протопресвитер военного и морского духовенства отец Георгий Шавельский в сослужении нескольких военных священников и монахов, привезших из дальних монастырей особо почитаемые иконы. Одна из них была немой свидетельницей Бородина. Трогательно пел небольшой, но прекрасный мужской хор певчих.

Император Николай II – и рядом с ним Верховный главнокомандующий русской действующей армией!.. Оба фанатично религиозные, они занимали свои обычные места в церкви на левом клиросе. Их почти не было видно: только в короткие периоды коленопреклонений, педантично ими выполнявшихся, вырисовывались их силуэты.

Вся середина церкви была занята белой группой приехавших министров, окруженных чинами Ставки в их серых рабочих кителях. У всех торжественно-серьезные лица, отвечавшие внутреннему настроению радостного ожидания…

После завтрака, в 2 часа дня, началось совещание. Как я уже сказал, оно происходило под председательством государя.

Первым докладывал приглашенный в Ставку главнокомандующий в Москве князь Юсупов о недавних событиях в Первопрестольной. Доклад этот и послужил основанием для суждений о внутреннем состоянии России. Совещание в своем большинстве решительно высказалось за скорейший созыв Государственной думы и за необходимость обращения императора Николая II к русскому народу с призывом проявить совместно с правительством усилие для доведения войны до победного конца. Все эти меры искренно поддерживались великим князем Верховным главнокомандующим. Затем совещание перешло к вопросу о средствах к коренному обновлению нашей армии и к улучшению условий ее пополнения и снабжения. Решено было произвести досрочный призыв новобранцев, а для улучшения условий снабжения армии – призвать общественные элементы к тесному сотрудничеству с властью и в этой области.

Проект обращения царя к народу был тут же на совещании прочитан А.В. Кривошеиным. Составленный в виде особого рескрипта на имя председателя Совета министров, он говорил о том, что затянувшаяся война требует для доведения ее до благополучного конца дальнейших напряжений и что ввиду этого правительство, общественные учреждения, русская промышленность и весь русский народ, без различия взглядов и положения, призываются к сплоченной дружной работе для потребностей войны.

«Образовав по вопросам снабжения армии особое совещание с участием членов законодательных учреждений и представителей промышленности, – говорилось от лица государя в рескрипте, – я признаю необходимым приблизить и время созыва законодательных учреждений, дабы выслушать голос земли Русской».

Затем Совету министров указывалось ко времени созыва Государственной думы разработать законопроекты, «вызванные потребностями военного времени»…

По окончании совещания участники его получили приглашение к торжественному высочайшему обеду, причем перед обедом члены обновленного Совета министров были сняты в общей группе, с государем в центре, как бы в удостоверение нового курса правительственной политики. Обед в общем прошел в столь же повышенном настроении, и только мой сосед А.Д. Самарин относился пессимистически к будущему. Затем вечером, по окончании обеда, часть министров с А.В. Кривошеиным во главе прошли в мой рабочий кабинет, чтобы выслушать доклад о положении дел на фронте. К сожалению, я не мог их порадовать какими-либо утешительными сведениями с фронта и, напротив, счел себя обязанным предупредить о вероятном оставлении нами в будущем Варшавы. Тем не менее хотелось верить и верилось, что в задуманном общении Ставки, правительства и всего русского народа найдутся новые силы для выправления трудной обстановки того времени.

Увы! Не вливают нового вина в старые мехи.

Одно оставление на высоком ответственном посту И.Л. Горемыкина должно было подорвать доверие к прочности нового курса.

Открытие Государственной думы затягивалось и было выполнено лишь ко дню годовщины объявления войны. Правительство в конце концов не приняло программы образовавшегося в Думе прогрессивного блока, который предложил ему свою поддержку, и отказало в образовании кабинета, «пользующегося доверием страны». Постепенно наиболее передовые министры, мечтавшие о примирении и совместной работе с государственной думой, принуждены были оставить свои посты.