Я слушал довольно долго, как он рассказывал о мистере Сиббере, о Королевском театре на Друри-лейн, об актрисах, которые ему там нравились, и о других подобных вещах. Элиас сказал, что будет чрезвычайно занят в связи с предстоящими репетициями, но по-прежнему будет рад помочь в моем расследовании чем сможет. Я рассказал ему о встрече с Блотвейтом и спросил, не доводилось ли ему слышать о Мартине Рочестере — человеке, у которого теперь работает убийца моего отца. Элиас помотал головой.

— Ума не приложу, как мне его отыскать, — пожаловался я. — Человек, которого никто не видит, работающий на человека, которого никто не знает. Может быть, если наведаться в кофейню «У Джонатана», разузнаю что-нибудь стоящее.

Элиас улыбнулся:

— Ты уверен, что потратишь время с пользой?

— Не уверен. Просто мне показалось, что это лучшая возможность, — сказал я улыбаясь, — изучить общее, чтобы узнать частное.

Он одобрительно закивал:

— Очень хорошо, Уивер. В отсутствие достоверных сведений ты ищешь вероятность. Для тебя еще не все потеряно.

Элиас поднялся с кресла и нетвердой походкой дошагал до графина, к его разочарованию оказавшегося пустым.

— Что скажешь, Уивер, если мы отправимся куда-нибудь и отметим мой успех? Пойдем в бордель по твоему выбору, обсудим со шлюхами теорию вероятности…

Я заметил, что он жадно оглядывает мои полки в поисках еще одной бутылки вина.

— Я бы с удовольствием, — сказал я, — но мне необходимо продолжать расследование.

— Я так и подозревал, — сказал он, не без труда выговорив слово «подозревал».

Потом он прочитал несколько монологов из своей комедии, и, хотя он позабыл почти все слова, я отбил ладони, аплодируя. Потом он объявил, что его ждут дамы сердца и менее занудные парни, чем я, с которыми можно повеселиться. После нескольких попыток он таки нашел дверную ручку и в конце концов удалился.

Я выслушал, как Элиас, грохоча, спустился по лестнице миссис Гаррисои, и снова сел за письменный стол с намерением заняться отцовской рукописью. Отчего-то я не был удивлен, что понять письменную речь моего отца было так же трудно, как устную. Вот, например, как он начал свое сочинение:

Для нас не является секретом, что в последние годы растет ропот, даже протест против усиливающегося могущества определенных групп с Биржевой улицы, — групп, которые поставили целью и стремятся к уничтожению всего, что было сделано в интересах королевства, противопоставляя себя тем, кто желает процветания нации.

После этого первого предложения я решительно погрузился в малопонятный юридический разбор, полный гневных обвинений против «Компании южных морей» и славословий в адрес Банка Англии. Некоторые пассажи были для меня более интересны, чем другие. Я внимательно вчитывался в те места, где отец упоминал заговор в самой компании: «Этот подлог стал возможен только при содействии определенных элементов внутри самой „Компании южных морей". Компания представляет собой кусок тухлого мяса, кишащего червями».

Я провел над рукописью не менее часа в попытке найти место, где отец изложил бы свои идеи более или менее доходчиво и сжато. Оставив всякую надежду на это, я решил, что, дабы понять эти вопросы, нужно не морщить лоб над бумагой, а переместиться в сам очаг пожара. Поэтому я надел свои лучшие жилет и камзол, тщательно причесал волосы и завязал их узлом и, аккуратный и подтянутый, вышел из дому. Я направился в кофейню «У Джонатана», где намеревался провести несколько часов среди воротил финансовых рынков Лондона. Если я должен разобраться в их интригах, думал я, мне нужно лучше понять, что собой представляют биржевые маклеры.

В кофейне царила та же толчея, что и накануне. И хотя это было не столь приятное место по сравнению с борделем, куда приглашал меня мой нетрезвый шотландский друг, я пришел к выводу, что на бурлящей жизнью Биржевой улице тоже есть на что поглядеть. Я сел за столик, заказал кофе и стал листать свежие газеты.

Я слушал, как люди кричали, споря о достоинствах той или иной акции. Кто-то громогласно возвещал о намерении купить. Кто-то о намерении продать. Я слышал разговоры на всех существующих языках и по крайней мере на одном мертвом языке. Несмотря на весь этот хаос, я понял, что начинаю понимать кое-что, и мне доставляло удовольствие находиться здесь и немного чувствовать себя евреем-маклером. Было что-то заразительное в здешней суете, где происходили важные события, где кто-то приобретал целое состояние, а кто-то терял все. Мне прежде доводилось бывать во многих кофейнях, где горячо спорили о писателях и актрисах или о политике. Здесь же спорили о деньгах, а результатом этих споров были богатство или бедность, слава или бесславие. Споры в кофейне биржевых маклеров превращались в богатство, слова—в могущество, а планы — в реальность или в то, что выглядело как реальность. Я вырос в мире, где царили сила и страсть. Теперь я оказался среди совершенно иных людей, в чужой стране, где правили не те, кто сильнее, а те, кто умнее и удачливее.

Спустя примерно три четверти часа я заметил клерка моего дяди, мистера Сарменто, в окружении незнакомых мне людей, которые с жаром обсуждали свои дела. На столе было разложено множество бумаг, и некоторые внимательно их читали. Это продолжалось какое-то время, а потом все с довольным видом разошлись.

Сарменто ничем не выдал, что заметил меня, но, когда он закончил свои дела, свернул бумаги и подошел к моему столику.

— Могу я к вам присоединиться, мистер Уивер? — спросил он бесстрастным тоном и с непроницаемым лицом.

В нем ничего не осталось от щенка, который скакал за мистером Адельманом в доме моего дяди. Передо мной был человек, который смотрел на жизнь как на череду больших или меньших испытаний.

— Буду чрезвычайно рад, — сказал я с напускной вежливостью.

— Не могу представить, что могло привести вас в эту кофейню, — сказал он рассеянно, — Думаете заняться фондами?

— Да, — холодно сказал я. — Собираюсь вот переквалифицироваться в брокера.

— Вы шутите, а на мой вопрос так и не ответили. Я отхлебнул кофе.

— А вы как думаете — зачем я здесь, мистер Сарменто?

Было видно, что вопрос поставил его в тупик.

— Я не думал, что у вас хватит смелости говорить об этом открыто. Я никогда не позволял себе обсуждать дела мистера Лиенцо, но надеюсь, вы будете тактичны ради него. Надеюсь, вы не забыли, из какой вы семьи.

По выражению лица Сарменто было трудно понять, что у него на уме, но выглядел он удовлетворенным, словно ему удалось решить трудную головоломку.

— Что вам известно об этом деле? — спросил я осторожно. Я подумал, что, может быть, мне удастся выудить из него что-нибудь, сам не зная что. Единственное, что я знал наверняка, — это то, что он не доверяет мне так же, как я не доверяю ему. И этого было достаточно, чтобы не останавливаться.

— Уверяю вас: я знаю достаточно. Возможно, даже больше, чем положено.