— Короче, наше начальство мыслит по типу иммиграционных западных властей? — спросил Прозоров терпеливым тоном.

— Это — что! — сказал генерал. — В ФСБ насчет лодок и боезапасов мне объяснили так… — Он надул щеки. — А при чем, собственно, здесь государственная безопасность? Это — вопрос МЧС. И ученых.

— Короче, я могу идти отдыхать, — подытожил Прозоров равнодушно.

— Знаешь, Ваня, пока я возвращался сюда, пришла мне одна идея… Генерал выдержал паузу, словно раздумывая над тем, стоит ли идея того, чтобы произносить ее вслух. — Прикинул я: случись чего, будем мы с тобой виноваты прохлопали. Все собственные отмашки начальством забудутся, зато сразу припомнится, что тема разрабатывалась и не доработалась… Короче, тебе надо попасть на "Скрябин".

— И каким же образом?

— Гольфстрим он еще не пересек, дрейфует, а до Норвегии путь недолог. А там в порту наши суда… Дадим команду, и полетишь ты, скажем, уполномоченным МЧС. Мол, спохватились, что экспедиция лезет в круг их задач, хотят проконтролировать…

— И чего я там буду делать? Один и без оружия?

— С оружием придумаем, со связью тоже, — сказал Ладыгин. — А там уж–по обстоятельствам, война планы покажет…

— А кого на хозяйстве оставить? У меня же половина народа уволилась, одни сопляки, за ними глаз да глаз…

— А кого еще посылать? — с напором спросил Ладыгин. — Кто у нас с твоим боевым опытом остался и с умением из любой волчьей ямы вылезти?

— Ого! — изумился Прозоров. — Дождался я все‑таки оценки своих подвигов. Мне как, зардеться?

— На твое усмотрение, — ответил генерал. — Но буду откровенен: приказ от меня тебе не поступит. Рекомендация… да. Поскольку хлопот с твоей переправкой не оберешься, отдел и в самом деле оголится, а, случись с тобой чего, мне эта самодеятельность еще круче станет, чем если в Лондоне их королевский дворец со всей монаршей семейкой к облакам воспарит… Так что сам решай. Или давай скинем тему в ФСБ, транспортникам. По описи, как говорится. И. — с плеч долой! Напишем бумажку и прикроем ей задницы. Ход тебе превосходно известный.

— Обойдемся без бумагомарания, — сказал Прозоров. — Еду. Сейчас на Лубянку, сложу с себя все командировочные полномочия, и… Игра, думаю, стоит свеч.

— Обойдемся… — задумчиво повторил за ним Ладыгин. — Но вот в какую цену обойдутся свечи? А?

Уже поздней ночью, спустившись с шестого этажа желтого старого здания, олицетворяющего для всех граждан России, да и не только ее, бывшее ЧК со всеми ее ужасами и репрессиями, Прозоров, протопав лестницами и переходным коридорчиком, связывающим действующие службы и их рупор — центр общественных связей, вышел из деревянных дверей подъезда 1–А.

Столь путаный маршрут в недрах здания госбезопасности объяснялся тем, что он оставил в машине, стоявшей у фасада "Детского мира", кепку и плащ, а к вечеру над городом грянул обильный снегопад. Путь же от данного подъезда до автомобиля был наиболее краток.

Добрел до личного транспортного средства, опустил на лобовое стекло вздернутый левый "дворник", означавший для комендатуры ФСБ, переодетой в форму ГАИ, а также для местных незашифрованных служб, ведающих парковкой, что, дескать, машина "своя".

Лязгая зубами от холода, уселся за руль, пустил движок. Рассеянно глядя на мельтешащий в свете фонарей первый сырой снежок и малиновые стоп–сигналы, вспыхивающие на светофоре у Политехнического, задумался, отчего согласился на предложенную генералом авантюру.

"Старик начал смелеть, как мальчишка, — мелькали мысли. — Чувствует отставку? Или обрыдло едва ли не полувековое пресмыкание? Наверное…"

А почему он, Прозоров, ввязывается в это сомнительное предприятие по проникновению на судно? Впрочем, ответ прост: устал. Устал от бесконечной полосы нынешнего кабинетного застоя, последних муторных дел, не отмеченных реальным результатом, от скучной квартиры с постаревшей сварливой женой, от острого желания каких‑то неясных перемен. Да еще эта грядущая московская зима гнилая и грязная. С вожделением ожидаешь ее конца, дачного отдыха, шашлычков в хорошей компании на природе, а лето опять обманет, промчится — не уследишь, и снова этот серый снег, облепленные грязью машины и тусклые казенные коридоры… Впрочем, и командировочки есть: Чечня, Таджикистан, даже Ирак… Редкие, да меткие.

Эх, вот в чем дело, Иван Васильевич! Застоялся ты! А потому как ни увиливай, а трепещет по–ребячьи твоя душа в предвкушении романтики: подводные лодки, загадочный Бермудский треугольник, если доведется, конечно, его навестить; новая жизнь, новые люди….

Хотя ожидать любви и дружбы от этих неизвестных попутчиков не приходится: если Егоров не соврал и судно действительно перевозит контрабанду, то на борту определенно существуют те, кто ее сопровождает, а значит, предстоит вступать в нешуточное противоборство с врагами.

Что же, не привыкать. Он, в конце концов, опытный боевой офицер. К его шкуре пристреливались афганские "духи", памирские и чеченские боевики, бандиты всех мастей и оттенков; кое‑кто целостность шкуры подпортил, но такова ее судьба: воинский кинжал всегда имеет отметины… Хотя бы и от стопорящей скобы в ножнах. Но в отличие от оружия, притупляющегося в схватке, жало бойца схватка правит, как ремень бритву, а уютные кабинетные ножны его как раз неуклонно тупят…

Следующим утром, в разговоре с доверенными людьми из Министерства Морфлота, прояснилась забавная информация: на "Скрябин" во что бы то ни стало стремился попасть представитель заказчика экспедиции, уже вылетевший в Норвегию и арендовавший там, вероятно, через высокие личные знакомства местный вертолет, должный доставить его на борт.

Прозоров связался со "Скрябиным", дав в категорической форме приказ капитану: на судне обязано присутствовать ответственное лицо из МЧС, отвечающее за инспекцию затонувших атомоходов.

Со "Скрябина" без задержек поступил ответ, что данному официальному представителю надлежит позвонить в Норвегию, где находится спонсор экспедиции, и, набрав указанный номер, Иван Васильевич услышал голос с характерным, хотя и неопределенным в национальном признаке, восточным акцентом.

В голосе звучало недовольство и недоумение перед этакой заполошностью МЧС, однако подполковник жестко разъяснил, что за ошибки, вызванные благодушием безответственных чиновников, он не отвечает, атомоходы представляют собой источники повышенной опасности и, не прибудь он на "Скрябин", экспедицию придется остановить.

После данного угрожающего заявления голос восточного человека претерпел изменения в сторону всестороннего подчинения и согласия, Прозорову посулили машину, должную отвезти его из столицы Норвегии на периферийный аэродром, и даже высказали желание встретить высокого гостя в международном аэропорту.

От последнего предложения подполковник отказался — встретить его уже обязался заместитель военного атташе, кому генерал Ладыгин поручил разработать детали перемещений Прозорова по территории иностранного государства.