В марте 1221 года Чан-чунь покинул Пекинскую провинцию и углубился в степи нынешней Внутренней Монголии, следуя по дороге, пролегавшей вдоль западных отрогов Большого Хингана, от Долон-нора к озеру Буир; степи почти пустынные, с бедным травяным покровом и редкими карагачевыми рощицами; их сегодняшний вид мало чем отличается от того, каким он представлен в жизнеописании нашего путешественника. «Жилища являли собой черные повозки с установленными на них белыми юртами. Все эти люди были кочевниками и перебирались с места на место в зависимости от состояния пастбищ и источников воды. За все время мы почти не встретили деревьев, видя перед собой лишь тучи пыли и полуметровую траву». Идя прямо на север, караван достиг протекавшей восточнее озера Буир реки Халхи, близ которой 18 лет до того Чингисхан ратоборствовал с кераитами. «В этой речке с песчаным дном воды было по пояс, а по ее берегам росли ивы».

24 апреля монах и сопровождавшие его лица оказались возле находившегося на северном берегу Халхи стойбища Темуге, младшего брата Чингисхана, которому было доверено управление Монголией. «Лед уже начал таять и появилась новая трава. Монгольские вожди пировали, и многие пришли с кобыльим молоком. Мы увидели тысячи черных повозок и войлочных юрт, установленных в несколько рядов».

30 апреля Чан-чунь предстал перед Темуге, который выделил 100 лошадей и волов для доставки его в Афганистан, к Чингисхану.

Может показаться странным, что, двигаясь из Пекина в Афганистан, китайский монах сделал такой большой крюк, совершив нелегкое путешествие в Верхнюю Монголию. Не проще ли было последовать по караванному пути, пролегавшему по бассейну Тамира, по древнему Шелковому пути, шедшему по тангутской стране Ганьсу, а затем по уйгурскому Турфану и Куче? Но если идикут уйгуров сражался в рядах монголов, то тангуты незадолго до того поссорились с Чингисханом, не дав ему своих войск. Вот почему, чтобы попасть в Восточный Иран, нашему путнику пришлось проехать по всей монгольской территории. Он поднялся по долине Керулена, родине Темучжина, откуда добрался до Туулы, отчины кераитского Ван-хана. Очерк его странствия содержит подробное описание монгольского климата с его холодными утренниками и жарой, устанавливающейся во второй половине дня, а также восторженные впечатления о покрывавшем нивы изумрудном ковре злаковых, усеянном всевозможными цветами.

Идя вдоль южных отрогов Хэнтэя, священной горы монголов, караван вступил в долину верхней Туулы, откуда путь лежал к верхнему Онону. Эта земля считалась сердцем страны монголов. «Население было многочисленным и поголовно обитало в черных кибитках и белых юртах, живя скотоводством и охотой. Люди носили меха и шкуры и продовольствовались мясом и изделиями из молока. У юношей и девушек были длинные волосы, закрывавшие уши. Замужние женщины носили головные уборы, сделанные из древесной коры, длиной в два фута, которые они иногда покрывали шерстяной тканью или, если были богаты, куском красного шелка. Продолжением этого убора являлась длинная коса».

Монголы, как сказано в цитируемом очерке, письменности не знали; договоры заключались устно, в крайнем случае подкрепляли слова насечками, делавшимися на досках. «Они неукоснительно выполняли приказания вождей и никогда не нарушали данного слова» — таково ценное свидетельство о дисциплине, существовавшей во владениях Чингисхана, в то время как за их пределами царила анархия.

Теперь китайский путешественник находился в горах Хангая. Его биограф мимоходом отмечает красоту отвесных скал, «покрытых соснами столь высокими, что их вершины достигают облаков, и растущими так тесно, что солнечные лучи не могут пробиться и подлеску»; красоту скал, между прочим, покрытых снегом шесть месяцев в году.

Караван пересек верхний Орхон, затем реку Боргатай, прошел вдоль озера Цаган-по и 19 июля оказался перед царской ордой, ставкой, где Чингисовы супруги ожидали возвращения их героя.

Утром 29 июля китайский монах и его спутники покинули палаточный дворец и двинулись на юго-запад, в страну найманов.

14 августа, оказавшись на территории, лежащей юго-западнее нынешнего Улясутая и южнее Дзавхан-гола, они прошли вблизи некоего города, где Чинкай, канцлер Темучжина, построил хлебохранилища и разместил колонию вывезенных китайских ремесленников, в том числе ювелиров. Там же находились две бывшие наложницы «Золотого царя», плененные во время штурма Пекина. Все эти сосланные китайцы встретили монаха-соотечественника со слезами радости.

Чинкай сообщил даосскому монаху, сколь не терпелось Чингисхану увидеть его у себя, и, дабы ускорить движение каравана, сам к нему присоединился.

Территория, на которой они находились, лежала между Хангаем и Алтаем. «Вершины гор еще были под снегом, а у их основания то и дело встречались курганы, на которых мы порой замечали остатки жертв, принесенных духам гор».

Горные дороги в стране найманов были так трудны, а Завователь так спешил увидеть китайца, что было решено отказаться от доброй половины колесниц и продолжить путешествие верхом на лошадях. Жизнеописатель монаха сообщает и такую деталь: в тех горах водились злые духи. «Прежде всякий раз, когда царь найманов проезжал по этому краю, его околдовывал демон, заставляя принести установленную жертву».

2 сентября караван достиг северо-восточного склона Алтая.

Алтайские горы можно было пройти по одной-единственной дороге, когда-то проложенной Угэдэем. Следуя по ней, караванщики то подталкивали колесницы на подъемах снизу, то придерживали их спереди на спусках. «Оказавшись на южном склоне последней горной цепи, путники спустились, вероятно, по перевалу Давст, в долину Булгана, одного из истоков Урунгу, или, что будет точнее, немного восточнее, в долину малого Нарана. Затем они миновали пустыню, представлявшую собой бесконечное чередование барханов и тоже населенную зловещими духами, «которых отпугнули тем, что измазали лошадям головы кровью». С южной стороны перед путниками показалась фантастическая серебряная цепь предгорий Тянь-Шаня.

В конце сентября караван достиг уйгурского города Бешбалык (нынешний Дзимса, что приблизительно в ста тридцати километрах от современного Урумчи). Уйгурский царь, население, буддийские клирики и прочий люд приветствовали знаменитого китайского священнослужителя бурно и восторженно.

После гор и пустынь уйгурские оазисы, оплодотворенные водой, подававшейся по хитроумным ирригационным каналам, произвели на путников впечатление рая.

В Джамбалыке, на одной из террас, Чан-чуня ждал прекрасный обед с отличным вином и восхитительными дынями. То был последний на пути монаха буддийский город, западнее начинались мусульманские земли.

Пройдя вдоль Джунгарской пустыни, караван оказался на берегу красивого озера Сайрам, в зеркале которого отражались остроконечные вершины тянь-шаньских гор, покрытых густыми березняками и сосняками.

Второй сын Чингисхана, Чагатай, в 1219 году проторил по Талкийскому ущелью дорогу, соединившую озеро и поречье Или, перекинув через порожистые горные потоки деревянные мосты. «На этих мостах могли свободно разминуться две колесницы». Выйдя из Талкийского ущелья, караван оказался в Илийской долине, с ее пастбищами, зарослями грудной ягоды и шелковицы.