есть, его голова была у меня между ног восемь часов назад.

Со вздохом скольжу кисточкой по ногтю, окрашивая его в черный цвет. Черт.

Я тянусь за салфеткой, но Хоук вдруг придвигает табурет к островку, садится передо мной, поднимает мою ногу и забирает пузырек с лаком.

Поначалу сопротивляюсь, а потом позволяю ему продолжить. Опершись на руки, наблюдаю за тем, как парень зажимает мой палец и подчищает устроенный мной беспорядок. Окунает кисточку, проводит ею по краю горлышка, избавляясь от излишков лака, жует свою еду и красит. После этого пристально смотрю на его рот, по-прежнему желая проверить, сохранился ли мой вкус на его губах.

— Я хочу сделать это с тобой, — говорю тихо.

— Накрасить мне ногти?

Сохраняю молчание. Он знает, что я имею в виду.

Я хочу попробовать его на вкус.

Не получив ответа, Хоук поднимает глаза, и я вижу в них осознание. Его губы дергаются в попытке сдержать улыбку.

— Ты оттолкнешь меня, если я рискну? — подначиваю.

Он слегка пожимает плечами, переключаясь на следующий палец.

— Не знаю. Обычно я не понимаю, что мне не нравится, пока не становится слишком поздно.

Вот в чем дилемма. Я рада, что ему комфортно со мной, но если перестараться, можно все испортить. И я понятия не имею, где проходит эта грань.

Отведя взгляд в сторону, боюсь спросить, только мне необходимо выяснить:

— Тебе понравилось? То, чем мы занимались вчера?

Хоук наконец-то поднимает глаза, а через две секунды отбрасывает кисточку и усаживает меня к себе на колени, прижимая мои бедра к своему телу.

— Если бы ты осталась в постели до моего пробуждения, — произносит он напротив моего рта, — то узнала бы, как сильно мне понравилось.

Не сдержавшись, улыбаюсь.

Парень невесомо проводит своими губами по моим.

— Как мне понравились твои губы.

— Labios, — шепчу я по-испански, обвив его шею руками. На душе становится легче.

Опустив голову ниже, Хоук касается моего горла.

— Твоя шея.

— Cuello.

Он хватает меня за задницу и приподнимает, покусывая грудь через одежду.

— Твои груди.

Я откидываю голову назад, ощущая трепет во всем теле.

— Chichis, — перевожу дразнящим тоном.

— И твоя киска, — бормочет Хоук, глядя на меня, и просовывает руку мне между ног. Мой клитор молит о большем.

Поцеловав Трента в лоб, подсказываю:

— Concha.

Мы целуемся, и я устраиваюсь на нем поудобнее. Голова идет кругом. Он просто развлекается? Нельзя допустить, чтобы это переросло во что-то серьезное. Я не могу влюбиться в него. А что, если Хоук не влюбится в меня? Не хочу в итоге остаться с разбитым сердцем.

— Ты способен сказать «киска», но не «сиськи»? — спрашиваю я.

Он улыбается, подтолкнув меня обратно к стойке.

— Одна из моих многочисленных загадок.

Названия и на английском, и на испанском звучат довольно вульгарно, однако ему бы я позволила говорить их в мой адрес. Только ему.

Хоук возвращается к работе над оставшимися пальцами, дует на черный лак. Хорошо, что я в легинсах и толстовке, иначе он заметил бы, как по моей коже бегают мурашки. Никогда раньше не видела, чтобы мужчина делал педикюр женщине. Мне внезапно хочется, чтобы он помыл мои волосы.

— Когда ты сделала татуировку Грин Стрит? — интересуется Трент.

Подавшись назад, опираюсь на локти.

— В пятнадцать лет. Хьюго, Николас и Аксель жили в одном приемном доме. Хьюго приближался к совершеннолетию, но уже работал. На какой-то мимолетный срок у меня возникло ощущение, будто мы…

— Семья.

Киваю, с грустью думая об этом.

— Я была наивной.

Тогда казалось, что я не имею своего места нигде и ни с кем, а они дали мне цель. Все ищут свою идентичность, особенно молодые люди. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, насколько в действительности тесен мир.

Я откусываю кусочек от его второй эмпанады.

— Почему ты спросил?

— Из любопытства.

Выпрямившись, провожу пальцами по его футболке над словами, вытатуированными под ключицей.

— Когда ты сделал свою?

Хоук улыбается.

— Как только мне исполнилось восемнадцать. У папы есть тату с этой же цитатой. Он набил ее, когда начал влюбляться в мою маму.

Таких страстей конец бывает страшен.

— Не очень обнадеживающие слова, — поддразниваю я.

Больше похоже на татуировку, какую я бы сделала после расставания.

Но Хоук дергает подбородком в сторону стены позади меня.

— Vivamus, moriendum est, — читает он вслух. — По-моему, эти две фразы в некотором смысле означают одно и то же. Одна предупреждает о том, что слишком пылкая страсть может стать разрушительной. Другая напоминает, что, независимо от наших действий… — Взгляд Трента возвращается ко мне. — В любом случае все рано или поздно подходит к концу.

Поэтому к черту. Жизнь нам дается одна, и она так быстротечна. Люби как можно больше.

Хоук заканчивает с последним ногтем.

— Отца пугала сила его любви к моей матери, только отказаться от нее он тоже не мог.

— Почему он боялся своих чувств к ней?

— Потому что мы можем потерять себя, растворившись в других людях.

Он закручивает колпачок лака, и я смотрю на него, вспоминая прошлую ночь. Каким потерянным выглядел Хоук. Словно он был не в своем уме. Утратил контроль над собой.

— А потом… — Поднявшись, с расслабленным и игривым выражением на лице Трент продолжает: — Не успев опомниться, ты устраиваешь дуэли, убиваешь ее кузена, в результате еще четыре человека погибают, и все это из-за того, что однажды ночью ты дико повеселился на вечеринке, где влюбился в симпатичное личико всего через десять минут после знакомства. — Он упирает руки в бока, наклонившись ко мне практически нос к носу. — В финале ты тоже мертв.

Я улыбаюсь, улавливая связь между отсылкой к «Ромео и Джульетте» и цитатой на его коже.

— У Дилан сегодня гонка. — Хоук шлепает меня по обеим ягодицам. — Хочешь прокатиться с ней?

Мои глаза округляются. Серьезно?

Глава 22

Он провожает их взглядом, стоя внизу, когда они поднимаются по винтовой лестнице. Мальчик придерживает для девочки крышку люка.

Сердце мужчины бьется чуть чаще, и он закрывает глаза, наслаждаясь этим.

Они ему нравятся. Как парнишка наблюдает за ней, когда она отворачивается. Как девушка дышит, зная, что он смотрит.

Мужчина тоскует по этому чувству. Всепоглощающему желанию. Иногда ему кажется, что оно даже лучше, чем обладание, ведь, если это просто фантазия, ты полностью контролируешь ситуацию. Ты гадаешь, каково будет получить ее. Так интереснее, потому что, когда представлять больше не нужно, мечта исчезает.

Ладонь мальчика зависает над поясницей девочки, не касаясь, пока он пропускает ее вперед. Следом он быстро выбирается