Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что с вами, адвокат? – удивленно спросила судья.
– Нет, ничего. Так, случайно, моя подзащитная нажала на курок еще два раза. – По залу прошел смешок. Журавушкин увидел, что и Ромашов улыбается. Таким идиотом Аркадий Валентинович еще никогда себя не чувствовал. Его ведь недаром считали одним из лучших адвокатов по уголовным делам. И он заговорил сбивчиво, глотая окончания слов: – Это убийство никак нельзя считать преднамеренным и запланированным. Ну, в общем, это была самооборона. Статья 108 УК. Не 105, и уж тем более, не часть вторая. И я прошу условный срок для моей подзащитной!
Судья удивленно вскинула брови. Что это происходит с Журавушкиным? Нелепость за нелепостью! Такое ощущение, что господин адвокат не в себе.
– Аркадий Валентинович, вы не больны? – заботливо спросила она. – Мы можем перенести заседание.
– Нет! – вздрогнул он. «Второй раз я этого не смогу!» – Со мной все в порядке.
– Ну, что ж…
Рара от последнего слова отказалась. Она просто признала себя виновной, без всяких объяснений.
– Вы раскаиваетесь в содеянном, подсудимая? – спросила ее судья.
– Да. Но что толку? Если бы тогда, тринадцать лет назад, я просто прошла бы мимо вот этого человека… – она с усмешкой кивнула на Ромашова. – Меня погубила жалость. Когда подбирают в джунглях раненого львенка, совсем не думают о том, что будет, когда звереныш залечит раны и вырастет. Лёвушка был очаровательным зверьком. Он бы любую уговорил. Мне надо было просто пройти мимо, – повторила она и замолчала.
– Суд удаляется на совещание! – стукнул молоток.
Журавушкин сидел в гордом одиночестве. К нему никто не подходил, а к Раре он сам не подходил. Даже смотреть в ее сторону не мог. Время тянулось медленно. Наконец, присяжные вынесли вердикт.
«Виновна!»
Другого никто и не ожидал. Прокурор был гораздо убедительнее адвоката. А самым убедительным оказался Андрей Ромашов. Его выступление у всех еще было в памяти. Рару единодушно осудили. Журавушкин, замирая, выслушал приговор:
– …согласно статье 105 УК, части второй, и пункту «г» этой статьи, этой части, с учетом того, что подсудимая признала свою вину, с учетом ее раскаяния, а также того, что ранее судимости она не имела, Раиса Гавриловна Раевич приговаривается к десяти годам лишения свободы…
«Все-таки десять, не пятнадцать!» – выдохнул он.
В зале загудели. Как всегда, единства не было. Кто говорил много, кто мало.
«Я подам на апелляцию! – встрепенулся Журавушкин. – Рара может попасть под амнистию! Да не будет она сидеть десять лет!» – и тут же: «Все ж, не пятнадцать».
Выйдя на улицу, он все крутил головой: где же Фима? Куда исчез Раевич? Объяснений Журавушкину не хотелось, мысленно он придумывал обходные маневры. Дела мол, дочь приезжает…
– Аркадий Валентинович! – Ромашов смотрел на него, улыбаясь. – Вы молодец. Отойдемте-ка к моей машине.
Журавушкин невольно залился краской. А вот и тридцать сребреников подоспели!
– Ну, расслабьтесь вы! – легонько хлопнул его по плечу актер. – Теперь и я могу расслабиться. За одно преступление дважды не судят. Ведь так?
Бордовый, как свекла, Журавушкин кивнул. Ромашов довольно ловко засунул в карман журавушкинского пиджака пухлый конверт.
И подмигнул:
– Езжайте-ка прямо в турагентство. И… забудьте поскорее об этом. Вряд ли мы больше увидимся…
– И, слава богу! – не удержался он.
– Что, я единственный негодяй, попавший в ваш круг общения? – рассмеялся Ромашов. – Уверен: остальные ваши знакомые просто тщательно это скрывают. Да и вы никогда и никому не скажите правду о сегодняшнем дне. Все так делают, не надо по этому поводу переживать. Что касается Рары, не беспокойтесь: она не умеет ненавидеть. Никто вам мстить не будет.
– Все-то вы знаете!
– Не все, но многое. До свидания, Аркадий Валентинович.
– Постойте… А где Фима?
– Не знаю. Я его не видел с того момента, как его вывели из зала суда. Я думал, вы знаете, где он.
– Откуда? Неужели его не было, когда присяжные выносили вердикт?
– Ко мне он, во всяком случае, не подходил. И вряд ли еще подойдет. Я скажу прислуге, чтобы приготовили его вещи, – равнодушно сказал Ромашов.
«Мне еще предстоит нелегкий разговор с женой», – со вздохом подумал Журавушкин, садясь в машину.
К его удивлению, Галина не сильно огорчилась его провалу.
– Завтра весь Инет будет гудеть о том, что твой муж неудачник, – пожаловался ей Журавушкин.
– Поговорят – и забудут. К тому же, ты целых пять лет скостил! Молодец! Нельзя же все время выигрывать, Аркаша. Рано или поздно это должно было случиться.
– Но ведь ты сама говорила, что я должен стараться!
– Андрей разлюбил эту женщину. Ты знаешь, что он женится на Даше?
– Да, я в курсе.
– Дай бог ему счастья! Хотя, не уверена, что девчонка надолго его удержит. А мы с тобой пока поедем в путешествие, – она ласково ущипнула его за мочку уха. – В Мексику или на Бали? А, может, в Доминикану?
– Куда хочешь. Деньги есть.
– Вот и замечательно! Надо сейчас прочесать Инет, почитать отзывы…
Это оказалось вовсе не больно. Ромашов правильно сказал: пять минут позора и сладкие грезы на всю оставшуюся жизнь. Возможность ни в чем себе не отказывать и наслаждаться всеми земными благами.
А интересно, сколько минут позора было у самого Ромашова? Что он так тонко в этом разбирается? И сколько еще будет?
«статья сто пятая часть вторая пункт г…»
счастливо думал Андрей Ромашов, подъезжая к дому. Вот она, удача! Десять лет в колонии строгого режима! Разумеется, он будет ездить на свидания.
«Я отомщу ей за все унижения. За „Лёвушку“. За тот секс в лифте. За ночи с Фимой, когда они запирались от меня на ключ. За то, что она чуть не сделала меня импотентом!»
Ромашов вдруг поймал себя на мысли, что больше не думает о себе в третьем лице.
Надо же! Прошло!
Он живо представил, как приезжает в колонию к Раре. Ей, с ее чувственностью, трудновато будет обходиться без секса. Разумеется, он ее пожалеет и приласкает. Только уже без всяких «Лёвушек». Как хозяин. Да он и есть ее хозяин!
А потом… Он так и быть, похлопочет, чтобы ей скостили срок. Если она хорошенько попросит. Так, как она это умеет…
Он сладко зажмурился. Какое восхитительное блюдо, месть, если его правильно приготовить и красиво подать к столу! Только истинные гурманы способны оценить его тонкий вкус. Тринадцать лет постоянных унижений! И вот, наконец, они с Рарой квиты!
– Даша! – крикнул он, входя в дом. – Юлия Ивановна!