Джин Расселл многозначительно переглянулась с мужем.

– Я пока приготовлю чай, – сказала она, – а вы поговорите наедине.

Доктор провел гостя в прохладную гостиную, которую полуопущенные жалюзи защищали от солнечных лучей и преображали слепящий свет в приятные сумерки, и усадил в удобный шезлонг.

– Постараюсь излагать факты так беспристрастно, как только смогу, – пообещал он, садясь напротив Тремейна. – Я был знаком с Лидией, и меня вызвали первым, когда нашли ее этим утром. Прошу принять это во внимание, если моя горячность покажется вам чрезмерной.

– Не сдерживайте себя, Пол, – попросил Тремейн, – и не бойтесь рассказать обо всем, что знаете и чувствуете.

Его собеседник кивнул, но рассказ начал не сразу. На его лице отразилась нерешительность.

– Мы ведь знали, что вы приедете, – запинаясь, заговорил он, – и мы оба, Джин и я, весь день с нетерпением ждали возможности побеседовать с вами. А теперь, когда вы здесь, я не знаю, с чего начать.

– Попробуйте с самого начала. Убийства начинаются гораздо раньше, чем собственно преступление, – по крайней мере, это справедливо для большинства случаев. Долго Лидия Дэр прожила в Далмеринге?

– Лет восемь-девять. Ее родные из Йоркшира – обычно она ездила туда в гости несколько раз в год.

– Значит, Лидия из старожилов? Большинство домов в округе выглядят так, будто построены сравнительно недавно.

– Полагаю, да. Она жила в доме, который можно назвать самым старым из всех новых домов. Коттедж, ее и Санди, возвели до того, как началась основная застройка. Дома построили лет шесть назад, в рамках коммерческой программы некой частной компании.

Определившись с исходной точкой повествования, доктор продолжил рассказ, а Мордекай Тремейн, время от времени задавая вопросы, внимательно слушал все, что Пол Расселл мог сообщить ему о Лидии Дэр: о ее образе жизни и о том, как прошли ее последние часы, – и постепенно наполнялся уверенностью, что с помощью полиции или независимо от нее должен сделать все, чтобы найти убийцу, жестокая рука и извращенный разум которого стали причиной ужаса, охватившего Лидию Дэр во тьме на безлюдной тропе, поскольку это убийство казалось настолько же беспричинным, насколько и отвратительным, бессмысленным и злодейским.

Возможно, Тремейн даже сам этого не сознавал, но решающую роль для него сыграл факт, что Лидия Дэр была помолвлена и ее убили накануне свадьбы. Склонный к сентиментальности, он и негодовал, и ужасался.

Мордекай Тремейн, холостяк, неизменно вставал на сторону романтики. Он был преданным другом влюбленных. Одним из самых больших удовольствий считал чтение чересчур цветистой, но вместе с тем отрадно идеалистической прозы из очередного выпуска «Романтических историй». Данной привычкой Тремейн не раз навлекал на себя подозрения циничных горничных, находивших экземпляры этого журнала у него в комнате, однако не собирался стыдиться своего романтизма.

Удар, нанесенный по счастью влюбленных, возмутил Тремейна, пробудил глубоко укоренившийся, затаенный рыцарский дух Галахада, живущий в нем. Слушая, как безжалостно и стремительно были уничтожены надежды, ярко пылающие в сердцах Лидии Дэр и человека, за которого она собиралась замуж, и как стылый мрак савана беспощадно вытеснил уютное тепло подвенечного платья, он понял, что разозлился не на шутку.

Тремейн даже не заметил, как выпил чай, который Джин принесла им. Машинальным жестом он поставил чашку на сервировочный столик и перевел взгляд на хозяйку дома:

– Джин, вы не будете возражать, если я на полчасика выйду? Хотелось бы осмотреться.

– Разумеется, нет. А может, и Пол пойдет с вами?

– Нет-нет, не беспокойтесь! – Он повернулся к доктору. – Вам, наверное, вскоре предстоит прием пациентов, а я не прочь немного прогуляться в одиночестве. И заодно навести порядок у себя в голове.

Тремейн вышел из калитки и направился по дороге в сторону деревни и рощи, где было найдено тело убитой Лидии Дэр. Он шагал как человек, разум которого не затуманен сомнениями, но его друзья удивились бы, узнав, что четкого плана действий у него нет. А имеется лишь смутное намерение в качестве отправной точки увидеть место, где было совершено преступление.

Тремейн прошагал ярдов двести, прежде чем тревожная мысль возникла у него в голове и произвела столь же отрезвляющий эффект, как погружение в холодную воду.

Тремейн невольно остановился. Произошло убийство. Он направлялся обследовать место преступления. Полиция, разумеется, промолчит. Она преспокойно позволит постороннему в этой деревне человеку, заплутавшему гостю, не облеченному никакими полномочиями, осмотреть то самое место, помеченное крестом, и ни слова ему не скажет.

Или нет?

Мордекай Тремейн укоризненно и скорбно покачал головой, раскаиваясь и жалея самого себя. Несмотря на все свои знания и опыт, он повел себя как дилетант и в бездумных блужданиях чуть не попал в беду.

Шаг, которым он продолжил путь, был уже не столь бодрым. Холод сомнений начал парализовывать его мозг. Да, он действительно участвовал в расследовании двух убийств. Да, этим ему удалось снискать (по крайней мере, у него имелись основания полагать это) уважение и местного констебля, инспектора Рича из Уэстпорта, и инспектора Бойса из Скотленд-Ярда.

Да, дружба с сотрудником Скотленд-Ярда продолжалась – и в переписке, и во время редких встреч – с тех самых пор, как первое дело с его участием было раскрыто; благодаря этому делу он и познакомился с Бойсом. Да, инспектор Рич со своей стороны так оценил Мордекая Тремейна, что взял на себя труд написать Бойсу и воспеть Тремейну хвалу.

Но это еще не делало Тремейна своим в кругу полицейских Великобритании. И открывало перед ним далеко не все официальные двери. Это не означало, что он вправе считать себя уполномоченным вести любые расследования, какие вздумается.

Вдобавок, несмотря на предположения, что инспектор Бойс снова обратится к нему за советом, здесь его ходатайство было бы бесполезным. Распоряжения Скотленд-Ярда в Далмеринге не действовали – по крайней мере, до тех пор, пока местная полиция не попросит о помощи.

Рощица располагалась между домом, где жили Расселлы, и деревней, и через несколько минут Тремейн поравнялся с ней. За деревянной калиткой, выходившей на дорогу, начиналась тропа, петлявшая между деревьями. Вокруг не было ни души. За время, которое потребовалось, чтобы дойти от дома до рощи, он никого не встретил. Деревня словно обезлюдела. Тремейн удивился и понял, что подсознательно ожидал увидеть место преступления оцепленным кордоном дюжих и несговорчивых полицейских.

Он бросил взгляд поверх калитки. Тропа, ведущая мимо ясеня, вяза и орешника, через пять-шесть ярдов делала крутой поворот вправо и становилась невидимой с дороги. Само безлюдие этих мест выглядело заманчиво. Мордекай Тремейн поймал себя на нестерпимом желании войти в калитку и выяснить, куда ведет тропа. Захваченный новыми бурными эмоциями, он почувствовал, как его нерешительность исчезла. И потянулся к деревянной щеколде.