– Есть! – каркнула Грэйн, по инерции едва не впечатавшись лбом в стену. – Живой?

– Да, эрна! – очутившись на верном пути на волю, Кэйррон приободрился. – Тут свет!

– Оч-чень хорошо… – буркнула она, втискиваясь в трещину сама. – Теперь мне бы тут не застрять, вот что я тебе скажу… О! Снова трясет!

Сэйган успел дернуть ее за ногу как раз вовремя. Очередной толчок сдвинул развалины каливы так, что стена закрылась, будто дверь. Или, применительно к ситуации, пасть, полная зубов и разочарования.

– Ну что ж… – сглотнув, эрна Кэдвен с трудом оторвала взгляд от тоненькой ниточки трещины там, где только что зияла щель, сквозь которую они лезли. – Теперь, по крайней мере, можно встать на ноги. И идти вперед, как добрые ролфи, а не какие-то ползучие кузены.

– Но куда, эрна? – приободрившийся было Сэйган все еще пугал капитаншу призрачной бледностью и слабостью голоса.

– Тут тяга, как в хорошей топке, – отдышавшись, отметила Грэйн. – Чуешь сквознячок? Поддув такой, будто где-то открыли вьюшку. Пойдем вперед. Туда, куда дует этот ветер.

– Но там огонь, эрна.

– Там – объятия госпожи моей Локки, – кашлем слегка подпортив торжественность речей, объяснила она. – Я предпочту их любой другой дороге. И любой другой смерти. А ты, Кэйррон?

– И я, – прошептал тот и заскреб по полу, пытаясь встать.

Эрна Кэдвен кивнула и поставила плечо. Обнявшись, ролфи заковыляли навстречу отсветам пожара. На свет.

Когда стало понятно, что Рамман не станет шуриа, Бранд повел его в храм Предвечного. Мальчику как раз исполнилось шесть лет. Самое время, по мнению тива Удаза, представить ребенка богу. Джона особо не противилась, хотя губы поджала и за обедом с мужем не разговаривала. Просто так, из змеиной вредности, надо полагать, которую Бранд почитал весьма пикантным и обворожительным качеством.

Он так и сказал: «У светской дамы не может не быть какого-нибудь утонченного изъяна. В любом ином случае она – не аристократка, а шпионка. Твоя же мать очень, очень элегантная женщина».

Коляска катилась меж полями по сельской дороге, Бранд без умолку болтал, а маленький Рамман дрожал от необоримого страха. Предвечный представлялся ему всевидящим, зрящим каждую душу насквозь и ведающим все прегрешения еще до того, как они будут совершены. И так, как совесть мальчугана была отягощена множеством тяжких грехов, как то: разбитая мячом ваза, три с половиной пирожка с малиной, украденные на кухне, и старинная книга из библиотеки, пущенная на бумажные кораблики, то от скорой встречи с Предвечным Рамман ничего хорошего не ожидал. Бог, тем паче такой грозный и могущественный, обязательно наябедничает папе, как это делают все взрослые. С другой же стороны, трусость почиталась Брандом Никэйном как самый отвратительный порок, недостойный дворянина. Поэтому мальчик ехал в храм, переполняемый теми же чувствами, которые испытывает ведомый на публичную казнь раскаявшийся преступник. Словом, в сердце его царили отчаяние и безнадежность, а порог храма юный граф едва-едва заставил себя перешагнуть. Внутри было сумрачно и тихо, как… пожалуй, как в янамарском винном погребе – лучшем месте для игры в прятки. Пахло пылью и древесной смолой, скрипели под ногами деревянные доски пола, где-то высоко под крышей ссорились воробьи.

– А где Предвечный? – спросил Рамман, осматриваясь вокруг и не замечая ничего страшного или непонятного.

Вот – резные колонны, сделанные из цельных стволов. Очень красивая резьба, как говорит отец. Тут – занавес из парчи над алтарем. В Янамари-Тай сыщутся и получше драпировки. И даже стремянка точно такая же, как в поместье. Словом, храм могущественного бога оказался не слишком преисполнен тайн и чудес.

– Он везде и нигде, он рядом и далеко, он в душе и за границами миров, – Бранд нараспев процитировал строчку из священного гимна.

Присутствие бога в такой непосредственной близости смутило Раммана еще сильнее. Если Предвечный уже внутри, значит, кара за содеянное неминуема. Сейчас он все расскажет отцу, решил мальчишка.

– Открой ему свое сердце и услышь глас его!

Тив Удаз отличался приятным голосом, но Рамман на месте подпрыгнул от испуга, как зайчишка, когда его услышал столь неожиданно.

– Г-глаз? – пролепетал он. – Как можно услышать глаз?

Тив с графом хмыкнули, сдержав смех.

– Я хотел сказать – услышь его голос в разуме и сердце, дитя, – пояснил преподобный Удаз.

– Мама говорит, я – глухой, потому что полукровка.

И видя, как хмурится тив, юный наследник Янамари поздравил себя с отсрочкой неприятного общения с Предвечным. Так было всегда, стоило напомнить окружающим, особенно служителям бога, кто такая леди Алэйя. Рамман был очень смышленым мальчуганом, когда речь шла о маленьких шалостях и манипуляциях.

– Для Предвечного это не имеет значения, – сдержанно объяснил тив Удаз. – Он со всеми, кто верит.

– Правда? А мама говорит…

– Иди сюда, сынок, я кое-что тебе покажу. Тебе понравится, – быстро нашелся Бранд.

Безымянному резчику каменные совы удались на славу. Каждое перышко, каждый коготок, как живые, и кажется, будто ночная птица вот-вот встрепенется, сверкнет глазищами и улетит во тьму.

– Красиво, – согласился мальчик. – А что, Предвечный тоже любит сов?

– Это всего лишь давняя традиция, не имеющая никакого отношения к нашей святой вере, – поспешил вмешаться Удаз. Он уже догадался, что мальчишка – прирожденный мастер задавать неудобные вопросы. – Милорд Никэйн, я вижу, что вы много времени уделяете воспитанию наследника.

Суровый тив воззрился на мальчика с нескрываемым подозрением.

– Что вы знаете о нашем могущественном боге, о Предвечном, молодой человек? – спросил он и специально наклонился, чтобы видеть лицо Раммана, когда тот станет отвечать. – Ну же? Чему вас научили ваши почтенные родители?

Вопрос был с подвохом. Об этом мальчик догадался сразу, вот только он не знал, что сказать дотошному тиву, чтобы тому понравилось. Брандова система воспитания включала в себя навыки, пригодные для выживания в жестоком мире придворных интриг, и о том, что взрослым никогда нельзя врать, там не говорилось ни словечка.

– Папа говорил, что Предвечный – бог диллайн и полукровок, и он видит поступок каждого человека, ведает сроки жизни и слышит все наши молитвы.

– Да, это так, но отвечает он только божьим служителям – тивам, – нехотя добавил правдолюбивый Удаз.

– И что он вам рассказывает, преподобный? – тут же полюбопытствовал осчастливленный Рамман, сияя глазами. – Я никому не выдам секрет. Честное слово.

Как же ему не радоваться, если с всевидящим богом может беседовать только этот мрачный господин! Это значит, папа никогда не узнает про шалости. Станет ли некто всемогущий и всевидящий ябедничать о проделках какого-то мальчишки, тем более постороннему? Ясно же, что нет. Иначе, какой он после этого бог?