— Это не имеет к нему отношения.

— Я не буду больше давать прозвища, миледи, — тихо произнесла Глинис. — Извините меня, если я обидела вас своей грубостью.

— А я обидела вас своей? Глинис ответила не сразу.

— Да, — прошептала ока, помедлив.

— Тогда мы квиты. И Огги, кстати, не полоумный, — прибавила Джоанна. — Он, напротив, очень умный человек. Если бы вы провели с ним какое-то время, вы бы поняли это.

— Да, миледи.

— Ну вот, — сказала Джоанна, — мы и разрешили эту проблему. До свидания, Глинис.

Она сделала реверанс и повернулась, чтобы уйти. Глинис провожала ее, шагая по краю тропинки.

— Мы называли вас Храбрецом-Удальцом только до тех пор, пока вы не зашили Дамфрису его рану, миледи. А после этого мы дали вам новое прозвище.

Джоанна не хотела спрашивать, какое именно, но любопытство взяло верх.

— И какое же новое прозвище вы мне дали?

Она собралась с силами, чтобы пережить обиду, кото-рая, как она думала, будет ей сейчас нанесена.

— Трусишка.

— Трусишка?

— Да, миледи. Мы зовем вас Трусишкой.

К Джоанне вернулось ее хорошее настроение. Всю дорогу домой она улыбалась.

Они прозвали ее Трусишкой. Хорошее начало.

Джоанна не видела мужа, до самого обеда. Мужчины уже сидели за двумя столами, когда она сошла по лестнице в большой зал. Никто не встал при ее приближении. Габриэля еще не было. Отца Мак-Кечни и Кита тоже. Слуги были заняты тем, что расставляли на столах продолговатые блюда с едой. Аромат баранины пропитал зал. К своему удивлению, Джоанна почувствовала подступающую тошноту и подумала, что это, наверное, из-за поведения солдат. Они хватали мясо руками из подносимых блюд, не дожидаясь, когда их поставят перед ними на стол. Им не пришло в голову не начинать трапезу, пока лаэрд не присоединится к ним, и что нельзя начинать трапезу и до того, как священник благословит ее…

Это уже слишком. У мамы будет сердечный приступ, если она увидит весь этот позор. Джоанна решила, что скорее умрет, чем допустит такое. «Или убью одного-двух маклоринцев», — подумала она. Эти были наихудшими нарушителями, хотя макбейнцы тут мало им уступали.

Мэган заметила свою госпожу. Она окликнула ее, но сообразила, что Джоанна ничего не может услышать в таком шуме, и прошла к ней через весь зал.

— Разве вы не собираетесь ужинать, миледи? — спросила она.

— Конечно, собираюсь.

— Миледи, вы очень бледны. Хорошо ли вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — солгала Джоанна. Она глубоко вздохнула, пытаясь совладать с тошнотой. — Пожалуйста, принесите мне большую чашу. Толъко возьмите ту, которая уже потрескалась.

— А для чего, миледи?

— Я хочу ее разбить.

Мэган подумала, что она плохо поняла слова хозяйки, и попросила объяснить, в чем дело. Но Джоанна покачала головой.

— Вы все поймете довольно скоро, — добавила она. Мэган побежала в кухню, схватила с полки тяжелую фарфоровую чашу и поспешно вручила своей хозяйке.

— Эта уже потрескалась, — произнесла она, — подойдет?

Джоанна кивнула:

— Станьте в сторону, Мэган. Сейчас брызнут осколки.

— Как это?

Джоанна окликнула ужинавших солдат. Она знала, что ее не расслышать в таком шуме, но полагала, что должна, по крайней мере, попробовать сначала приемы, приличествующие леди. Потом она попыталась привлечь к себе внимание, хлопая в ладоши. Наконец она засвистела. Ни один солдат даже не взглянул в ее сторону.

Тогда она, подняв чашу над головой, швырнула ее через весь зал. Мэган громко охнула. Чаша стукнулась о каминную плиту и с грохотом разлетелась вдребезги.

Эффект был такой, какого она и ожидала. Все в зале обернулись к ней, замолчали, недоуменно хлопая глазами, и она не могла не почувствовать огромного удовлетворения.

— А теперь, когда я привлекла к себе ваше внимание, я дам вам несколько наставлений.

Кое-кто открыл рот. Колум попробовал подняться. Она приказала ему оставаться там, где он сидит.

— Вам захотелось бросить чашу? — это спросил Линдзи.

— Да, — ответила она. — Пожалуйста, выслушайте меня. — Это мой дом, и поэтому я была бы вам признательна, если бы вы следовали моим указаниям. Первое и самое важное — никто из вас не должен начинать есть, покуда ваш лаэрд не сядет за стол и не будет обслужен. Ясно ли я выразилась?

Большинство солдат кивнули. Некоторые из маклоринцев выглядели рассерженными. Она не обратила на это внимания. Колум, как она заметила, улыбался.

— Но что, если наш лаэрд не пришел к ужину? — спросил Нилл.

— Тогда подождите, пока за стол сядет ваша леди, и не начинайте есть, пока она не будет обслужена.

На это замечание зал отозвался глухим ропотом. Джоанна призвала на помощь всю свою выдержку. Мужчины опять вернулись к своим тарелкам.

— Я еще не закончила! — крикнула Джоанна. Ее голос опять тонул в шуме.

— Мэган, принесите мне другую чашу!

— Но миледи…

— Пожалуйста.

— Как вам угодно.

Вскоре Мэган вручила своей хозяйке вторую чашу. Джоанна тут же швырнула ее о камин. Грохот снова привлек всеобщее внимание. Кое-кто из маклоринских солдат теперь глядел на нее насупившись. Она решила, что одна-две угрозы в этом случае кстати.

— В следующий раз я брошу чашу уже не в камин, — заявила она. — Я брошу ее в ваши головы, если вы не будете слушать меня внимательно.

— Мы хотим есть, миледи! — крикнул другой солдат.

— А я хочу, чтобы вы сначала выслушали меня, — ответила она. — Слушайте же! Когда леди входит в комнату, мужчины должны вставать.

— Вы оторвали нас от ужина, чтобы сообщить нам это? — крикнул Линдзи. Он сопроводил свои слова нервным смешком и подтолкнул локтем своего соседа.

Она поставила руки на бедра и с расстановкой повторила свое требование. Затем она подождала. Ей доставило удовольствие видеть, как все солдаты наконец-то встали.

Довольная, она улыбнулась:

— Теперь вы можете сесть.

— Но вы только что приказали нам встать, — пробурчал один маклоринец.

Господи, как они глупы! Она постаралась скрыть свое раздражение:

— Вы должны встать, когда леди входит, и можете сесть, когда она вам это позволит.

— А что мы должны делать, если она входит, а потом тут же отсюда выходит?