Голос рассказчика: «Молодой человек на углу, очень молодой, почти мальчик, конечно, актер, и по роли, которую он должен играть по сценарию, должен быть одноруким. Он должен быть одноруким, кроме тех немногих сцен, когда показывается, как он потерял свою руку, еще до того, как он стал проституткой. В фильме вы увидите, что свою руку он не поднимает, не использует, и она всегда безжизненно висит. Считайте, что ее вообще не существует. Наш рассказ начинается…»

— Эй, Сэм! — зовет кого-то на улице Олли.

Продавец горячего тамале[48]подкатывает свою дымящуюся тележку к тумбе, у которой стоит Олли.

— Дай мне штук шесть. Хочется чего-нибудь горячего. Тот, кто сказал, что в этом городе нельзя отморозить яйца, никогда не был здесь зимой.

— А чего не оденешься потеплее? — спрашивает Сэм.

Раздается голос Вилли, слегка «педерастический»:

— Олли нужно показывать свой товар.

— Вилли, разверни мне этот, — говорит Олли, горько улыбаясь.

К ним подходит Вилли, чуть сильнее играющий женщину, чем средний педераст.

— Я видел в цирке одного безрукого мужчину, который намазывал масло на хлеб ногами, — говорит Вилли, разворачивая тамале.

— Я в цирке не выступаю. Какого черта…

— Это процент за работу, — говорит Вилли, съедая тамале. Потом он разворачивает второй тамале и пытается всунуть его Олли в рот.

— Кончай паясничать! — разъяряется Олли, выхватывает тамале у Вилли, с огромной скоростью съедает его, потом и второй. — Они кладут туда только крысятину с перцем, но желудок согревается. Остальное можешь забрать себе.

Слышен крик чайки. Олли с завистью смотрит за ее полетом большими потерянными голубыми глазами на худом готическом лице.

— Мне рассказывали, что если долго стоять неподвижно на берегу моря, — улыбается он, — над тобой обязательно пролетит чайка и насрет на тебя золотом. — Хрипло смеется. — Это правда или выдумка?

Вилли мрачно смеется.

— Что-нибудь заработал сегодня?

— Совершенно пустой день, — качает головой Вилли.

— Еще рано. Попробуй на следующем углу и посоветуй своей сестричке Кьюпи попробовать на Бурбон-стрит, пусть ходит в обе стороны, и в переулках. Ей полезно растрясти немного детский жирок на заднице и хорошо бы получить паспорт, чтобы работать в гей-барах. Если бы ей удалось отрастить себе усы, вполне сошла бы за семнадцатилетнюю. Кьюпи уже бреется?

— Раз в месяц.

— Она, может, и гермафродит, но если бы чуть-чуть постаралась, могла бы завлекать и клиентов постарше. Ей нужно получить, наконец, паспорт, чтобы ее пускали к Моне и в подобные места, купить бельишко поновее, и вам следует работать отдельно, нельзя все время торчать вдвоем и хихикать, как пара сестричек.

— Голос авторитета?

— Голос трех лет опыта, к твоему сведению.

— Мой Кьюпи еще то дерьмо. — Улыбается. — На Пер Маркет только что один мужчина хотел выброситься из окна с десятого этажа. Внизу толпа, отец Роджерс из церкви святого Иуды держит крест и в мегафон кричит ему: «Христос любит тебя. Не прыгай». А Кьюпи орет: «Христос плевал на тебя. Прыгай». — И получил по заднице от копа.

— Парни, которые прыгают из окон, очень пачкают улицу.

Вилли широко улыбается.

— Тебе надо к зубному. Из-за этой дырки ты выглядишь больным.

— Ну да, платить за зуб, который не будет твоим собственным… Ой, я вижу старого клиента — я ему за пять баксов сосала недавно…

Вилли быстро исчезает.

— Таковы правила игры, — говорит Олли. В нескольких метрах от него останавливается мужчина среднего возраста и делает вид, что весь погружен в изучение витрины. Олли не показывает ни малейшего признака, что заметил незнакомца, которого на самом деле ждал на углу. Незнакомец проходит мимо него еще раз, чтобы рассмотреть поближе, можно сказать — прицениться. Олли все еще не замечает его, вполне можно подумать, что он видит только чаек в небе. Мужчина останавливается теперь поближе к Олли и рассматривает другую витрину ничего не видящими глазами. Его оценка мальчика более чем удовлетворительная, просто отличная. Но в город его привели другие дела, вовсе не такие опасные, как охота. Охота за мальчиками. Он спорит сам с собой: «Может, мальчик работает на полицию, ловит на живца неосторожных гомиков? Нет, не похоже, нет, и у него нет одной руки». Нервный клиент все ждет, что мальчик подаст ему какой-нибудь знак. Он проходит мимо еще раз, на этот раз очень медленно. В конце концов он останавливается рядом с ним и тоже делает вид, что наблюдает чаек.

Наконец-то Олли подает ему долгожданный знак. Он по-прежнему не смотрит на него, но потихоньку звенит в кармане связкой ключей и мелочью. Мужчину среднего возраста, изголодавшегося по мальчикам, этот знак убеждает сразу же — насколько это возможно в мире, столь опасном для поисков этого вида удовольствия, такого же древнего, как и современного.

— Извините за чересчур личное замечание, но у вас прекрасная фигура, — говорит мужчина.

— Спасибо.

— Вы занимаетесь… э… спортом, или —…

— Нет, сэр, — ответил Олли со спокойной и грустной гордостью. — Когда-то я был чемпионом Тихоокеанского флота в легком весе.

— Пока вы —…

— Да. Пока не потерял руку.

Боксерский ринг.

Соперник Олли в нокдауне. Рефери считает. Сверканья фотовспышек и шум возбужденного зала.

Пять-шесть матросов в открытом автомобиле на улице в центре какого-то города с морским портом, вроде Сан-Диего. Шофер останавливает машину.

— Пить и вести машину плохо сочетается, лучше это делать по отдельности, — говорит Олли.

— У нас праздник, — говорит один из моряков.

— Хорошо, я пойду с вами, но пить буду только пепси или кока-колу, и машину потом поведу я, никого из вас я за руль не пущу.

Припарковав машину, они входят в стриптиз-бар, над которым горят надписи из лампочек: ALL NITE и GLORY BLAZE. В баре работает стриптизерша, устало, но звонко изображая духовой оркестр: «Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам…»

Матросы возвращаются в машину.

— Глория Блейз, Глория Блейз! А сама старше моей матери, — жалуется один из моряков.

— Свинья, — вторит ему другой.

— Слам, слам, бам, бам, алла казам, отправляюсь к небесам… — напевает Олли.

— Целую ночь! Представьте себе — слушать это всю ночь! — говорит моряк и садится за руль.

— Ты не слышал, что я сказал? Я поведу, если вы напьетесь.

— А пошел ты… Садись сзади.