Он родился в Ужде.

Черный, очень крупный. Нервный и сильный, мой сын мог, по примеру Геракла, задушить голыми руками змей в своей колыбели.

Я знала, что мальчик уподобится природной стихии, как отец, которого он никогда не увидит.

И назвала его Альфа́.

53

20:32

– На судне есть Wi-Fi?

Альфа́ сунул свой ТТ-33 за пояс – он и кулаками мог заставить Гаврилу не геройствовать. Рулевой «Севастополя» понял, что гигант, приказавший изменить курс, не пристрелит его и не выбросит за борт. Во всяком случае, сразу. Бледность сошла с лица Гаврилы, к нему вернулась толика уверенности в себе.

– Wi-Fi? Зачем? Вы что, собираетесь крутить на этом корыте порнуху, когда переделаете его в плавучий бордель? Как водилы в прицепах своих грузовиков?

– А мобильник здесь ловит?

– Да он и на луне сегодня поймает сигнал! Даже на краю света, в тысяче миль от острова Пасхи можно позвонить куда захочешь.

В этом Гаврила был прав. Альфа́ крепко зажал телефон в ладони – на «Севастополе» он представлял бо́льшую ценность, чем спасательный круг или якорь. Сегодня у тысяч молодых мигрантов нет крыши над головой, они не знают, в каком городе или порту будут ночевать на следующий день или через месяц, ни одному не ведома судьба близких, но у всех есть адрес.

Электронный адрес! Так они оставляли след.

Он поднял глаза к Большой Медведице, Веге, Андромеде.

Так они становились маленькой звездочкой. В сети.

Альфа́ нашел в «Контактах» Бразза[104] и позвонил.

– Саворньян? Это я. – Он плотнее прижал трубку к уху – мешал шум волн, а на той стороне кто-то смеялся и кричал. – Слышишь меня, Саворньян?

– Подожди, сейчас отойду в сторонку…

Альфа́, не выпускавший Гаврилу из поля зрения, сделал ему знак сбросить скорость.

– Я в пути, все идет по плану. Пересекаю Средиземное море, буду завтра на той стороне. Там мне понадобятся твои друзья.

– Альфа́… – Саворньян надолго замолчал, и Альфа́ даже решил, что связь прервалась. – Война окончена.

– Что… Как? Почему?

– Бабила, Сафи и Кейван прошли! Вчера их взяли на борт. Возможно, ты их встретишь, завтра утром они будут в Лампедузе.

– Что это меняет?

– Все! Это меняет все. Я поеду за ними. Даже если будет трудно, мы справимся. Бабила – самая нежная и неутомимая медсестра на свете, и рано или поздно ее возьмут на работу в больницу. Я поведу Кейвана на вокзал Сен-Шарль смотреть поезда, а однажды он станет машинистом. Моя малышка Сафи вырастет во Франции и будет самой красивой, на зависть жительницам Марселя, а потом откроет свой салон красоты. Наступит день, и мы поднимемся до Пра-Лу, чтобы увидеть снег, и я буду весь год работать как каторжный, чтобы всей семьей побывать в Диснейленде. И у нас с Бабилой родится ребенок, который будет настоящим французом, как и наши внуки, и никто у них этого не отнимет, и мы пойдем смотреть парад 14 июля, в День взятия Бастилии, и салют, и фейерверк, а потом приготовим для французских друзей рыбные или овощные котлеты во фритюре. Вот что это меняет!

Голос Саворньяна звучал очень громко. «Он, наверное, выпил…» – подумал Альфа́.

– Не бросай меня, друг. Мы на войне и должны думать о наших братьях.

– Нет, Альфа́, прости, но нет. Я должен думать о своих. Я за них отвечаю. Они наконец-то свободны, и мне нужно получше принять их. Я не сяду в тюрьму, как это случилось со многими из тех, кто приложил немало сил, чтобы вырваться из ада.

– Мы должны выиграть войну, Саворньян, – повторил Альфа́.

Он услышал, как запела женщина, ее поддержали, раздались аплодисменты.

– Это больше не моя война, Альфа́. Счастливые не воюют.

54

20:54

Большинство мужчин, проходивших по улице Моно мимо «Гордонс Кафе», оборачивались, чтобы посмотреть на нее еще раз. Взгляды были сдержанные и настойчивые, взгляды украдкой и виноватые взгляды «занятых» самцов, не забывших охоту в стае.

Бэмби ставила нахалов на место презрительной гримаской. Она сидела, скрестив ноги под слишкой короткой юбкой, набросив кофточку, чтобы прикрыть декольте, и злилась на Яна за опоздание. Непонятно, правильно ли она поступила, одевшись сексуальнее, чем для ланча. Могла прийти в парандже, даже это не умерило бы аппетитов главного логиста ассоциации «Вогельзуг». Вспомнилась его жалкая «кадрежная» стратегия.

Второе кадровое собеседование. Оно примет… более интимный оборот.

Чудовищный лицемер!

Не хочу, чтобы между нами возникло непонимание, это не значит, что я вас возьму.

Бедный маленький козлик! Хочет облегчить совесть, застраховаться от обвинения в харассменте, но так, чтобы и гордость его мужская не пострадала. Она спит со мной из-за меня, а не ради работы. Бэмби дописывала сообщение Шерин, когда появился Сегален. Она ждала его со стороны улицы Моно или площади Мартир, а он пришел из ливанского ресторана «У Шерифа», расположенного напротив «Гордонс Кафе».

– Извини за опоздание, красавица. Я заказал меззе́[105], чтобы искупить вину. У шефа «У Шерифа» они лучшие в городе.

Бэмби успокоилась. Даже хорошо, что Ян задержался. Нужно тянуть время, отодвигая момент, когда отступать будет некуда, ему надоест игра и он накинется на нее. Она должна контролировать ход событий! В хорошем ливанском ресторане в меззе входит как минимум пятнадцать блюд. Она изобразит волчий аппетит, будет смаковать еду, если потребуется – вылижет мисочки из-под хумусов и баклажанной икры. Потом спросит: «Не хотите проводить меня?» Отличный план.

– Замечательно, Ян, – похвалила Бэмби и похлопала ресницами – браво-браво…

Она встала и посмотрела в сторону ливанского ресторана, не решаясь сойти с тротуара. Юбка, сволочь, узкая, а каблуки высоченные – поди попробуй изобразить изящную походку! Она чувствовала, как мужской взгляд скользнул по ее спине и опустился ниже, – такой же липкий, как капли пота, стекавшие вдоль позвоночника.

Дело выгорело! Сегодня ночью Ян Сегален последует за ней куда угодно, как слон на веревочке. Только не в «Ред Корнер», это слишком рискованно. За входами во все отели сети следят строже, чем за Пентагоном, да и Ян наверняка слышал об убийствах Франсуа Валиони и Жана-Лу Куртуа.