Николь отстраняется от двери. Пытается снова взять себя в руки и держать слово. Это она отстранила их, значит, и ответственность за поддержку данных слов на ней. Тёрнер продолжила идти по коридору, приближаясь к лестнице на третий этаж, услышав голос Рассела Скота.

— Приблизительно бой будет уже завтра, время уточню позже, — сообщал он Тайлеру и Винсенту.

— Погоди, ты же говорил, через неделю. Скот, какого хера? Ты видел того амбала, с которым будет Картер биться, я ещё не успел его поднатаскать.

— Я не виноват. Это не я решаю. Пролились слухи, что копы прознали о той дате. Перестраховываются, — Скот пожал плечами.

— Да успокойтесь, — лениво протянул слова Тайлер. — Вы что, нашего психа не знаете? Разметёт всех, тем более, у него в последнее время конкретно башню сносит. Лишь бы свою эту не притащил… как её там… Мэй. Бесит она меня, — выплюнул он последние слова.

Николь нахмурила брови и выдохнула сгусток воздуха. Совсем ничему жизнь не учит этого чёртова Нэйтена. Она выходит к парням, готовыми выйти в коридор, преграждая им путь.

— Приплыла нелёгкая, — закатил Винсент глаза за спиной Скота.

Николь тоже его особо не жаловала, придерживаясь взаимной несимпатии, поэтому она прищурила глаза, игнорируя высокого парня, хоть и с милыми ямочками на щеках. Но это единственный плюс этого ворчуна.

— Вы опять участвуете в этих грёбаных боях? — едва не крикнула Ники, но вовремя опомнилась, что по коридорам ходят и другие студенты, готовые подхватить любой слух и разнести по стенам в приукрашенной форме.

— А мы вроде не подписывали с тобой соглашение, — усмехнулся Скот.

— Я хочу знать, когда, где и во сколько он будет, — уверенно заявила Николь, пропуская сарказм парня.

Зачем ей это надо? Может, постарается вставить мозги на место всем сразу. Или придётся хотя бы одного ткнуть в беспокойство матери. Она же дала слово, что присмотрит за ним. Столько обещаний. Пора бы Тёрнер уже прикусить свой язык

Скот засмеялся.

— Э, не-е, красотка, и чтобы мне потом голову открутил Нэйтен. Увольте.

Молодые люди спокойно обошли возмущённую Николь, недовольно поджимающую губы, чтобы не бросить пару ласковых им в спины.

Тайлер, проходивший последним, опустил ладонь на её плечо и наклонился к её уху:

— Жди весточки, — шепнул он и похлопал по плечу, уходя следом за друзьями.

***

— Это какой-то дурдом, — шептала Николь, прохаживаясь по комнате, навёрстывая круг пятый или уже восьмой.

Она пыталась присесть на кровать, расставляя мысли по местам, но там такой хаос, что просто взрывалась голова. Слова Тайлера застряли там, от которых она теперь вся как на иголках. Ждала хрен знает какой весточки, и, главное, когда она будет. Тёрнер не стала поднимать тему с Маркусом о боях, догадываясь, что он не одобрит её желания, постарается отговорить. А потом на очереди Мэй лезла в голову, настырно и так мерзко, что хотелось повыдёргивать ей весь её павлиний хвост, который незримо она распускала, ощущая себя важной шишкой, заполучив такого желанного Нэйтена.

Нэйтен, твою мать, серьёзно? Даже если он скажет, что это всё правда с Мэй, то она не поверит. Выплюнет эту информацию вязкой слюной.

Что-то пустое стучалось изнутри о пустые стенки рёбер, и Ники понимала, что это её сердце совсем иссохло и скоро отвалится.

Она снова подскакивает с места, подходя к окну.

Стемнело, и теперь улёгшийся ковром снег мерцал от света фонарей.

Она знала, что ведёт себя глупо. Даже больше. Она полная дура. И совсем не понимает себя. Чего хочет. Чего добивается. Словно её подталкивают какие-то инстинкты, совсем выходящие из-под контроля, и она не властна совладать с собой. Хоть бейся об стенку, уже ничего не поможет. Эта зудящая мысль не дающая покоя уже даже во сне. Именно поэтому она до этого пыталась уснуть, проводив родителей на ночную смену, но вместо расслабляющего сна душилась тысячью и одной мыслью, переворачиваясь с одного бока на другой.

Совсем ненормальная.

Николь берёт телефон с прикроватной тумбочки, нажимает на боковую кнопку, чтобы экран загорелся и показал ей время наверняка уже глубокой ночи, но она едва не выронила его из рук, когда в этот момент он завибрировал, оповещая об входящем сообщении. Тёрнер зажмурилась, когда привыкшие к темноте глаза прорезает засветившийся экран. А сердце стучало как сумасшедшее от неожиданности. Когда глаза привыкли, она видит незнакомый номер, но открывает сообщение и готова теперь выплюнуть сердце. Оно колотилось как в последний раз, качая кровь с бешеной скоростью по организму, хоть вскрывай вены, чтобы не было так дурно и как-то страшно одновременно.

«Район Чайнатаун. Старый бар за магазином сладостей «бабушка Моти».

Приезжай, вместе покурим».

***

Что вызывает бушующий трепет в душе?

Для ребёнка купленная безделушка, но такая ему нужная. Для женщины серёжки, о которых давно мечтала. Мужчине смена авто с напичканными новшествами. Старому человеку внимание детей и внуков.

А что желает молодое сердце?

Оно хочет вспотевших ладошек. Широких улыбок. Бурное ощущение молодости. Оно хочет любви. До беспамятства. До безрассудства. И желательно сходить с ума и бредить ею.

Николь Тёрнер держалась стойко. Упрямо отрицала очевидного. Но есть силы, не подвластные даже самому чопорному разуму. Это сила покорившегося сердца.

Она проснулась очень рано, но была одухотворённой до самых кончиков пят. Её сердце взволнованно билось и жаждало решительности совершить шаг. Сначала Николь думала дождаться своего восемнадцатилетия, которое стукнуло бы ей через месяц, но внутри всё ликовало, и эти бабочки, как описывают во многих книгах, щекотали ей все внутренности. Казалось, ещё чуть-чуть, и её просто взорвёт от перенаполненности и больше не выдержит ни одного дня. Этот день ей не испортит даже сама Сара, точившая на неё зуб, но до сих пор после угроз не воплотила ничего в действия, и Николь даже поуспокоилась, хоть, признаться, и правда понервничала за свою репутацию.

Надев школьную форму, поправив юбку перед зеркалом, Тёрнер в дополнении поправила волосы, решив сегодня их распустить, пройдясь по ним широким гребнем. Она нанесла незначительный макияж — немного туши, немного румян, и бледно-розовая помада очертила контуры губ. Достав маленькую шкатулку, где хранила одну-единственную вещичку, но ценную для неё и дорогую. Серебряная цепочка с розовой жемчужиной сверкнула, попав под утренний просочившийся в комнату луч солнца. Тёрнер надела её, проверив, чтобы застёжка крепко удерживалась, боясь её потерять, а потом улыбнулась, посмотрев на вещичку.

Быстро спустившись по лестнице, чмокнув маму в щеку, пожелав папе приятного аппетита, ухватила лишь одни кусочек тоста, зажав его в зубах. И упорхнула на улицу под