Патриция женщинам и первой двинулась к двери, ведущей в вестибюль. Проходя мимо сэра Чарльза, она протянула ему руку, и он, упав на колено, поцеловал ее.

— Я иду к моему отцу, — спокойно проговорила она, — и попрошу его ради его любви ко мне пронзить мое сердце шпагой, когда они ворвутся в вестибюль. Так что прощайте, кузен.

Она убрала руку и направилась к двери, пройдя так близко от Лэндлесса, что задела его своими богатыми юбками, но ее белое спокойное лицо нисколько не изменилось. Объятые ужасом женщины, опередив ее, высыпали в вестибюль, и рядом с Патрицией осталась только Бетти Кэррингтон. Ее нога ступила на порог, когда женщины, истошно вопя, бросились обратно в гостиную. В вестибюле раздался оглушительный треск, за ним последовал гвалт, состоящий из проклятий, криков, воплей торжества, который перекрыл громовой голос полковника:

— Чарльз, Вудсон, Хейнс, они уже здесь! Защищайте женщин до последнего, как и подобает мужчинам!

Расщепленная доска в двери, отделяющей защитников гостиной от убийц, вылетела внутрь. Из дыры выбежал голый чудовищно размалеванный индеец, размахивающий томагавком, и сэр Чарльз проткнул его шпагой. За первым индейцем последовал второй, и Лэндлесс прикладом своего мушкета вышиб ему мозги. Магглтонианин попытался сразить третьего индейца, но в неверном свете и клубах дыма промахнулся. В воздухе блеснул нож дикаря и вонзился в грудь фанатика. Он рухнул на колени, вскинул руки и поднял к небу свое изуродованное лицо, на которое снизошел нездешний свет, и закричал:

— Возвращайтесь на твердыню, вы, пленники надеющиеся![94] — Его глаза закрылись, он упал ничком, и от его крови пол стал скользким.

Лэндлесс вступил в схватку с индейцем, убил его и, повернувшись, увидел, как в дверной проем врывается неудержимый поток индейцев и негров. Из вестибюля донесся лязг оружия и жуткий гам, и в гостиную ворвались полковник, Лэрамор, Вудсон, Хейнс и еще десятка полтора человек — они и пятеро, уже находившихся в гостиной, только и остались от защитников Верни-Мэнор.

Глава XXVII

УТРО

Женщины съежились в дальнем углу комнаты за баррикадой из стульев и столов; мужчины стояли между ними и теми, кто жаждал крови, и дрались хладнокровно, отчаянно и с таким успехом, что в их сердцах затеплилась надежда. Боеприпасы у обеих сторон уже иссякли, теперь они дрались врукопашную, и в этом бою преимущество в позиции и оружии были на стороне тех, кто защищался.

— Черт возьми, мы их еще победим! — вскричал Лэрамор, тяжело дыша и опираясь на свою рапиру. — Они отступают, мы их измотали.

— Они не уймутся, пока ими командует этот индейский изверг при поддержке этого желтолицего дьявола Луиса Себастьяна, — сказал надсмотрщик.

— Они собираются атаковать, — заметил Лэндлесс.

Нападающие отступили к противоположной стене, оставив между собой и защитниками дома пространство, заваленное мертвыми телами и скользкое от крови. И на этом пространстве теперь стоял Луис Себастьян, гибкий, большеглазый, с темно-желтым лицом.

— Слушайте меня, рабы! — крикнул он. — Ашанти, банту, йоруба, зулусы, все, у кого черная кожа! Подумайте о джунглях и ваших деревнях, о ваших женах и детях!

О работорговцах и невольничьих кораблях! Вы, те, кого привезли из Вест-Индии, как меня, Луиса Себастьяна, подумайте о крови, которая принадлежит белым людям, но течет в жилах рабов — и возненавидьте белых, как их ненавижу я! Убейте белых мужчин и возьмите их женщин!

Рядом с ним возник Таракан со своей оплывшей фигурой и злодейской рожей.

— Точно! — заорал убийца и изрыгнул забористое проклятие. — Убейте их! Послушайте, как они будут вопить! В кармане хозяина лежит ключ от его денежного сундука, полного золота. Убейте его и захватите его денежки, а потом идите в пираты — и получите их еще больше!

— Пора уходить! — крикнул Трейл. — Надо поднять паруса и отплыть до рассвета!

На пространство, заваленное мертвыми телами, с важным видом вышел вождь рикахекриан, огромный, жутко размалеванный, и произнес короткую страстную речь на своем языке.

— О, Боже, — пробормотал полковник и еще крепче сжал свою окровавленную шпагу.

Издав пронзительный вопль, индейцы, негры, мулаты и белые подонки набросились на защитников дома, разорвали их строй, разделив их на группы из двух или трех человек, защищающих хлипкий барьер, за которым, пригнувшись, прятались истошно вопящие женщины. В ход шли ножи и томагавки, топоры и дубинки. Два защитника пали, один от ножа рикахекрианина, проведшего в плену семь лет, другой от удара дубинки Таракана, который с пеной у рта, изрыгая ужасные проклятия, молотил ею направо и налево. Рикахекрианин, выдернув нож из сердца своей жертвы, ринулся туда, где Лэндлесс и сэр Чарльз, отчаянно сражаясь, удерживали свою позицию перед укрытием женщин, но Луис Себастьян, Таракан и с полдюжины негров вклинились между ними и отделили индейца. И тот, свернув со своего пути, ринулся на женщин и схватил первую, которая оказалась на его пути — молодую красивую девушку, недавно прибывшую из Плимута, любимицу дам Верни-Мэнор. Бедная девочка испустила душераздирающий вопль, перекрывший гвалт. Лэндлесс повернулся и сразу же бросился ей на помощь — но было уже поздно. Дикарь сгреб ее распустившиеся волосы, провел лезвием ножа для снятия скальпов вокруг юной головки — и, когда Лэндлесс добрался до них, она, только что такая красивая, уже являла собою чудовищное зрелище и корчилась в предсмертной агонии. С побелевшими губами и пылающими глазами Лэндлесс занес свой мушкет над головой и с силой обрушил его на бритый череп Серого Волка. Тот раскололся, как яичная скорлупа, и индеец рухнул на тело своей жертвы.

Лэндлесс, воротившись на свое прежнее место, снова увидел сэра Чарльза, который, несмотря на свое отчаянное положение, был, как всегда, невозмутим и сохранял вид истинного придворного, хотя парик слетел с его головы, а платье было разорвано и заляпано кровью. Отбиваясь от тех, кто его атаковал, он являл им такое совершенное искусство фехтования, которое в Новом свете можно было наблюдать нечасто. Лэндлесс, сразив карманника, подвизавшегося на Тайберне, увидал, как баронет пронзил своей шпагой Турка, а затем узрел за его спиною гнусную рожу и поднятую дубинку Таракана. Лэндлесс вскрикнул, чтобы предостеречь сэра Чарльза, но дубинка уже опустилась, и красивое беспечное лицо придворного запрокинулось, он покачнулся и начал падать. Лэндлесс подхватил его, увидел, что он всего лишь оглушен и, позволив ему осесть на пол, выдернул шпагу из его руки и встал над ним, глядя на Таракана с жесткой улыбкой.

Убийца снова занес свою дубинку.

— Наконец-то мы встренулись! — с глумливым хохотом вскричал он. — Помнишь, сушильный сарай