Веро горячо обнял Софи и расцеловал в обе щеки.

— А я знал, что вы приедете! Добро пожаловать в Париж!

У Поля была двухкомнатная квартира. Он сказал Софи, что давно уже живет один, его жена умерла несколько месяцев назад.

— О, мне очень жаль… — прошептала Софи.

Они уселись за небольшой обеденный стол на кухне — впрочем, кухней назывался просто угол большой комнаты, служившей одновременно и гостиной, и мастерской. Для гостей предназначались потрепанная кушетка и низкий столик, но вообще в комнате главенствовали большой мольберт и рабочий стол рядом с ним. К мастерской примыкала крошечная спальня. Дверь ее была открыта, и Софи увидела, что всю обстановку составляют узкая кровать и шкафчик. Зато большое окно, расположенное над кроватью, позволяло увидеть широкую площадь.

Поль приготовил для гостей кофе с молоком и предложил им свежее печенье, которое он купил утром.

— Моя дорогая Софи, наверное, вам надо знать, что с Мишель мы не виделись почти десять лет, а как супруги расстались и того раньше. Мне очень жаль, что она умерла, поймите меня правильно, однако, по правде говоря, мы давно были совершенно чужими друг другу людьми, и нас объединял лишь наш сын. Он удачно женился, у него теперь двое детей. Он живет в Бобуре.

Софи промолчала: что она могла сказать? Потом она обратила внимание на ледяное молчание миссис Крэндал. И снова оглядела квартиру Поля. Да, обстановка была убогой, но Софи поняла, почему он выбрал эту квартиру: из окна гостиной открывался изумительный вид на ветряные мельницы, стоящие на холме, а солнечный свет, заливающий комнату, делал ее яркой и веселой. Софи захотелось посмотреть, что стоит на мольберте.

— Я не знала, что вы работаете, Поль.

Он невесело улыбнулся:

— Я в свое время уехал из Парижа прежде всего потому, что хотел учить таких, как вы, ma petite. Нашу живопись контролирует Академия, почти всю, и Академия нашла мои методы обучения неприемлемыми. И теперь, поскольку я не могу преподавать официально, а лишь в частном порядке, если повезет, я снова взялся за собственную работу.

Софи знала, что искусство во Франции подвергается жесткому давлению и контролю.

— Но независимые художники в последнее время имеют успех, не так ли?

— О да, спасибо нашим знаменитым торговцам вроде Дюран-Ру и моего друга Андре Волара. Они, вопреки Салону, стали покупать отвергнутых художников, к примеру Сезанна и Дега, задолго до того, как ими стали восхищаться другие, и давали им возможность жить и продолжать работу.

Софи чуть наклонилась вперед.

— Поль, Дюран-Ру купил в Нью-Йорке три моих работы, как раз перед моим отъездом. — Но радостное воспоминание было омрачено для Софи тем, что встречу с торговцем устроил для нее Эдвард.

Поль не заметил внезапного приступа душевной боли, поразившего Софи, он был в восторге.

— О, ma petite, как я рад за вас! Расскажите о своих работах.

Софи подробно описала свои картины и сказала Полю, что «Джентльмен в Ньюпорте» уже продан.

— Месье Жак заинтересовался моими работами, — прибавила она. — И говорил, что готов покупать у меня картины в том же духе, что и «Джентльмен».

— Я более чем рад, — сказал Поль, снова наполняя чашку Софи. — Но никогда не забывайте, что многие из великих художников далеко не сразу добились успеха, они вынуждены были бороться долгие годы, и слава приходила к ним лишь в зрелом возрасте.

— Я слишком хорошо это знаю.

— А кто этот Эдвард, о котором вы упоминали, — тот, кто привел Жака Дюран-Ру взглянуть на ваши работы? — спросил Поль.

Софи не знала, что сказать, и вопрос повис в неловком молчании. Миссис Крэндал и Веро смотрели на нее, и нужно было что-то ответить. Она через силу улыбнулась, надеясь, что не расплачется.

— Эдвард — это… он был… моим другом.

— Понимаю, — произнес Поль, внимательно всматриваясь в лицо Софи.

Все дело было в беременности. Сюзанна говорила, что, когда она вынашивала Софи, ее чувства постоянно были до крайности обострены. Софи гадала, сумеет ли она незаметно промокнуть уголки глаз. Но тут Поль протянул ей льняной носовой платок, и Софи перестала таиться.

Вытерев глаза, она сказала, слыша свой голос как бы со стороны:

— Он позировал для «Джентльмена».

Поль повернулся к миссис Крэндал:

— Еще кофе?

Компаньонка встала.

— Софи переутомилась, как я вижу. Я тоже чрезвычайно устала. Нам пора. Вы можете поговорить и в другой раз.

Софи тоже поднялась.

— Пожалуй, миссис Крэндал права. Я вела себя слишком эгоистично, когда потащила ее через весь Париж, чтобы самой скорей увидеться с вами. — Она улыбнулась Полю. — И мы отняли у вас слишком много времени.

Поль, взяв Софи за руку, проводил ее к выходу.

— Вы не отняли моего времени, и вообще никогда не говорите больше об этом. Вы придете завтра, — сказал он твердо. — Я знаю весь мир художников Парижа. Вы должны познакомиться со студентами, мастерами и торговцами. И конечно, вы должны найти себе мастерскую и учителя.

У Софи потеплело на душе, ведь этот человек, бывший ее наставником в течение трех лет, остался ей добрым другом.

— Может быть, вы и в другом сумеете помочь? Миссис Крэндал должна вернуться в Америку, и мне нужна компаньонка.

Поль кивнул:

— Найдется немало молодых женщин, которые будут рады помочь вам и при этом немного заработать. Я подумаю.

— Она должна обладать высокими моральными качествами, — резко вмешалась миссис Крэндал. — Никаких свободных художниц, сэр! Нужна настоящая компаньонка, защитница и горничная для леди.

Поль снова серьезно кивнул.

Софи, приподнявшись на цыпочки, поцеловала Поля в небритую щеку. Они обменялись понимающим взглядом.

— A demain[13], Поль.

Следующие несколько недель промелькнули быстро. Софи неплохо устроилась в пансионе и каждый день осматривала Париж как простая туристка. Поль нашел для нее мастерскую. Это была большая комната, полная воздуха и света, как будто специально созданная для работы художника, — и, конечно, располагалась она на Монмартре, в Буте. Миссис Крэндал это не понравилось. Впрочем, чопорной вдове не нравилось вообще все.

Женщинам не позволялось посещать Школу искусств, но многие преподаватели давали им в своих мастерских частные уроки. Поль рекомендовал Софи нескольким мастерам. Но девушка медлила, не решаясь встретиться с ними. Ей все еще не хотелось работать. Она каждый день приходила в свою мастерскую, но ничего не делала, лишь смотрела на чистые холсты.

Однажды утром, проснувшись, Софи удивилась и обрадовалась одновременно, потому что впервые за несколько месяцев не почувствовала тошноты. К счастью, ей ни разу не делалось по-настоящему плохо, а во время путешествия через Атлантику миссис Крэндал посчитала, что Софи плохо переносит качку. Софи выбралась из-под груды одеял — старые парижские здания плохо отапливались, и по ночам в них царил лютый холод. Подойдя к окну, она с изумлением увидела, что ночью выпал первый снег и узкая улочка, мощенная булыжником, укрыта белой пеленой. Снег лежал и на двускатных крышах на другой стороне улицы, и на тентах над окнами первых этажей… Это было прекрасное, сказочное утро, невероятно живописное.