Но Софи не чувствовала радости. Она умылась ледяной водой из фарфорового кувшина, думая о том, что вот уже и Рождество не за горами. Ей стало совсем грустно. И немного страшно. Ведь ей никогда не приходилось встречать Рождество в одиночестве.

Софи гадала, где проведет праздники Эдвард, с кем он будет… Ей стало не по себе, сердце ее заныло.

Чувствуя себя подавленной, Софи заплела волосы в косу и надела строгую белую блузку и темно-синюю юбку, которая становилась ей тесновата. Софи набросила на плечи большую пеструю шаль — и чтобы уберечься от холода, и чтобы скрыть растущий животик. Как обычно, она спустилась вниз и позавтракала с миссис Крэндал и другими пансионерами, завтрак состоял из кофе и круассанов. А потом сказала компаньонке, что отправляется в мастерскую работать. Правда, до сих пор она ничем не занималась в мастерской, но, похоже, за прошедшую ночь что-то изменилось…

Когда Софи уже выходила на улицу, миссис Крэндал довольно резким тоном напомнила ей, что она должна как можно скорее подыскать новую компаньонку. Миссис Крэндал намеревалась отправиться в Нью-Йорк на следующей неделе. Она хотела добраться домой к Рождеству, и Софи не могла осуждать ее за это. Не менее важным для Софи было то, что ее состояние вскоре должно стать заметным. Она уже на четвертом месяце беременности. А Сюзанна особенно настаивала на том, чтобы миссис Крэндал отправилась в Америку прежде, чем поймет правду.

Софи прошла пешком два квартала по улице Рон, а потом остановила коляску. Желание Сюзанны скрыть беременность дочери было понятным, но неразумным. Все равно рано или поздно все об этом узнают, думала Софи. Перед ее отъездом Сюзанна снова заговорила о том, чтобы отдать ребенка на усыновление, но Софи снова категорически отказалась. Сюзанна тем не менее твердо стояла на своем. Ее дочь не может вернуться в Нью-Йорк с внебрачным младенцем. Софи еще не обдумывала это в деталях, но в принципе она намеревалась вернуться в родной город и жить одна, со своим малышом, потому что знала — никогда и никому она не отдаст его. Сюзанна могла бояться скандала, но Софи ничего не боялась.

Коляска катила по мосту через Сену. Софи уже был знаком вид утреннего Парижа. В отличие от Нью-Йорка этот город просыпался куда более медленно и лениво. И почему-то именно сейчас, проезжая по мосту, Софи впервые подумала, что ей совсем не обязательно вообще возвращаться в Нью-Йорк. Она ведь может остаться в Париже, как многие американские художники. В конце концов, к Нью-Йорку ее не привязывает ничего, кроме семьи, а семью всегда можно навестить. Можно ездить домой хоть каждый год.

Софи крепко зажмурила глаза. Она не должна думать об отце своего ребенка, оставшемся в Нью-Йорке, который и понятия не имеет, что скоро станет отцом. И она не должна возвращаться к мысли, которая постоянно мешает ей, и не должна чувствовать себя виноватой из-за того, что носит его ребенка, ничего ему об этом не сказав.

Софи облегченно вздохнула, когда коляска остановилась перед домом Поля. Расплачиваясь с кучером, она увидела, что из дома вышел Веро и направился прямо к ней. Поль был в теплом шерстяном пальто и крепких черных башмаках.

— Bonjour, petite. — Поль улыбнулся, целуя Софи в щеку. — А где ваши перчатки? — Он снял с рук шерстяные митенки и протянул их Софи. — Ну-ка, наденьте, пока ваши ручки не окоченели!

Софи взяла митенки, ей было приятно, что о ней заботятся.

— Поль, вы куда-то собрались?

— Да, но вместе с вами. У меня есть идея, я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились.

Софи удивленно подняла брови. Поль, взяв девушку за руку, повлек ее за собой по замерзшей улице. Над ними, на холме, стояли подобно стражам ветряные мельницы, их крылья сверкали от инея. Было очень холодно, и Бут казался пустынным, потому что с тротуаров убрали столики, а прохожих почти не было. Мальчишки не играли на мостовой, хозяева лавок не стояли, как обычно, в открытых дверях…

— Рашель дю Флюри — натурщица, — говорил на ходу Поль. — Ее часто приглашают позировать, но зарабатывает она не слишком много. Я говорил с ней о вас. Она готова стать вашей компаньонкой. Конечно, она хотела бы иметь время и для позирования, но, если это окажется невозможным, она откажется от своей работы на то время, пока вы в Париже.

— Если ее рекомендуете вы, я уверена, она мне понравится, — обрадовалась Софи.

Поль улыбнулся и остановился у какой-то двери. Поблекшая зеленая вывеска над ней сообщала, что это — кафе «Зуг». Изнутри доносились громкие голоса, смех. Когда Поль распахнул дверь, до Софи наконец дошло, что они вошли в питейное заведение, и она замерла на месте.

Поль посмотрел на нее.

— Рашель сказала, что будет ждать нас здесь. Она бывает у «Зуга» каждое утро.

— В салуне?!

— Мы называем это барами. Здесь бывают многие студенты, художники, натурщики, и в соседних кафе тоже. — Он улыбнулся. — Это не Нью-Йорк, Софи, здесь такие места считаются вполне приличными.

Софи, широко раскрыв глаза, огляделась по сторонам. Бар представлял собой большую комнату, обшитую деревянными панелями, теплую и уютную, с длинной стойкой сбоку — за ней бармен смешивал напитки. Народу оказалось не слишком много. Среди посетителей были не только мужчины; большинство пили кофе, но Софи увидела и вино, пиво, ликеры… Она посмотрела на Поля, ища поддержки. Еще только половина одиннадцатого утра, а эти люди пьют спиртное! Софи не была уверена, что ей можно находиться в таком месте, но, как сказал Поль, это ведь не Нью-Йорк. Это Монмартр.

— Рашель сидит вон там. Идемте, Софи.

Сердце Софи забилось быстрее. Недалеко от компании молодых людей, выглядевших бледными и усталыми, сидела в одиночестве молодая женщина, она пила кофе и отщипывала кусочки от небольшой длинной булки. Софи, удивленная и озадаченная, пошла следом за Полем.

Рашель встала, улыбаясь. Она была высокая и очень красивая. Ее красоту не могли испортить даже неописуемое черное шерстяное платье и ботинки, очень похожие на ботинки Поля. На плечи она набросила малиновый шарф, длинные вьющиеся каштановые волосы прихотливо обрамляли лицо. Улыбка светилась в ее глазах, ярко-голубых, почти бирюзовых.

— Bonjour, Поль. Доброе утро, мадемуазель. Вы, должно быть, Софи. Je suis enchantee[14].

Девушка с первого взгляда понравилась Софи. Ее улыбка казалась такой искренней. Достаточно было взглянуть в глаза Рашель, чтобы понять — это очень добрая и хорошо воспитанная женщина, и она чувствует себя непринужденно и свободно в этом мире. Софи снова посмотрела на мужские ботинки Рашель. Как может красивая женщина носить такую чудовищную обувь?

— Я очень рада познакомиться с вами, — сказала Софи.

— Пожалуйста, садитесь. — Рашель показала на свободные стулья.

Софи села. Поль заказал кофе. Они с Рашель начали обсуждать картину, для которой натурщица недавно позировала. Они сошлись на том, что художник, писавший Рашель — его звали Пикассо, — блестящий мастер, но не раскрывается до конца. Софи внимательно слушала, изучая в то же время красавицу натурщицу. Она уже решила, что Рашель будет ей отличной компаньонкой. И впервые за долгое время почувствовала себя немного спокойнее.