– Скоро все закончится.

Кинжал с ореховой рукояткой лег в руку, как влитой, покалывая кожу шершавой оплеткой. Дело осталось за малым – пройтись по дорожке из бурых капель и забрать жизнь мрази, что отняла всех, кто дорог. Равноценный ли это обмен? Нет. Избавит ли месть от мук? Вряд ли. Но иначе нельзя. Не из-за друзей, не ради себя, а чтобы клыкастая беда впредь не коснулась никого. Нет хуже будущего, когда в любое время в любой дом может вломиться чудище, от чьих когтей не спасут ни двери, ни оружие, ни мольбы.

Герман, шатаясь и держась за саднящее сердце, пересек мост, обогнул небольшой, напоминающий игрушку храм у набережной, миновал огромный фонтан с крылатой статуей – на этот раз ангела, а не древней богини – и добрался до высокого здания с золотыми буквами на фасаде. Белгородский государственный университет. БелГУ. «Гадание» подруги не прошло даром – Свора устроила лежку именно здесь, что подтверждала вонь, от которой кружилась голова и подкатывала рвота. Сколько хвостатых гадин притаилось за отражением на стеклянных створках? Сотня? Две? А может, счет уже перевалил за тысячу? Да хоть за миллион – все чудища на свете не остановили бы Грида на пути к Вожаку.

Холл учебного корпуса представлял собой накрытый решетчатым куполом колодец, по обе стороны от которого возвышались лестницы. На ярусах, ступенях, у стен сидели псы, не сводя желтых глаз с незваного гостя. В здании собрались бойцы – ни сук, ни щенков, только лучшие из лучших, личная гвардия собачьего короля. Мускулистые туши, посеченные морды, сколотые зубы – прирожденные убийцы прошли через множество схваток, заслужив высшую честь яростью на грани с бешенством и жестокостью, немыслимой даже для сородичей. Но ни один кобель не зарычал, не оскалился, не кинулся с раззявленной пастью. Наоборот – расступались черными волнами, припадали к загаженному полу, а кое-кто помахивал хвостом.

Существа то ли учуяли силу под стать ходячему волку, то ли опасались рвать шкуры из-за труса, раненого обычной девчонкой и с позором бежавшего от достойного противника. Парень еще раз огляделся, но главного ублюдка не заметил – забился, шакал, в свою царскую конуру. Уловить нужный запах в густом зловонии было невозможно, но дорожка из капель не оборвалась, не растопталась сотнями лап, и созвездия запекшихся брызг указывали верный путь.

Германа не заботило, почему его до сих пор не загрызли, как не заботили и копошащиеся в теле змеи – огненная и ледяная – без спешки сближающиеся для смертельного вальса. Впереди ждал бой, а уж потом Грид займется поиском ответов. И найдет. Все, до последнего.

Под правой лестницей обнаружилась неприметная дверь, а за ней – тесная подсобка, заваленная ящиками с пожелтевшими листами и прочим барахлом. Все громоздилось в полнейшем беспорядке, и всюду остались следы крови, словно в помещении устроили поножовщину. В углу виднелась дыра с откидной бронированной крышкой в палец толщиной, замаскированной плитками кафеля. Ни ручки, ни петель, ни намека на зазоры – если не знать о люке, в жизни не отыщешь. Искусная работа, довоенная – нынче о таких технологиях не приходится и мечтать. Убежище? Так ведь в институте никто не выжил. По крайней мере, так сказал Марк. Или же в подземелье таилось нечто иное?

Из темного зева доносился приглушенный рокот, пахло мертвечиной и ни с чем не сравнимым волчьим духом. Гад засел в норе, а значит, пришла пора вновь коснуться холодных скоб.

Короткий коридор озаряли мерцающие лампы. Любопытно, откуда здесь электричество? Неужели ветряки и солнечные панели работают до сих пор? Или же источник энергии спрятан в недрах, и это от него дрожат белые стены с красными полосами на уровне пояса?

Впереди – еще одна преграда, похожая на входную заслонку в лесном бункере, но более современная, с круглым окошком и алой окантовкой. Дверь распахнута настежь, с краю темнеет когтистый отпечаток. Волк на всех парах ломился зализывать раны, но сколь туннелю ни петлять, а конец будет.

Справа виднелся ряд из двух переборок, за ближайшей гудело особенно громко. Ни поворотного колеса, ни замочной скважины, рассмотреть, что внутри, тоже не удалось – окошко закрывала свинцовая пластина. Соседняя тоже оказалась заперта, за ней царил такой холод, что стекло заледенело.

Поворот – и сотня шагов по прямой под дождем из искр, сыплющихся из разбитых ламп, отчего по стенам носились зыбкие тени, порой приобретавшие совершенно безумные очертания. Но ни они, ни тайна заброшенного подвала, ни грядущая схватка не пугали шатко бредущего мстителя. Его страшило лишь одно – поражение, из-за которого все страдания и жертвы обернутся ничем. Парень понимал это умом, спокойным и на удивление ясным, не затуманенным бурями чувств и тревог. И только растущая боль давала понять, что он все еще заточен в оболочке из плоти, а не превратился в безмолвного призрака, обреченного до конца веков скитаться среди руин.

Очередной поворот, новые двери. Сквозь пыльный налет проступили двухъярусные кровати с истлевшим бельем и край унитаза. Когда-то здесь ютились предыдущие хозяева странного сооружения, пока не перебрались в более пригодные для жизни места – вроде Технолога или Диорамы. Скорее всего, они покидали убежище в спешке, забыв запереть люк и тем самым впустив зло в столь любимый им мрак. А может, это зло пришло к таинственной общине так же, как наведалось к «левым», и сожрало всех до косточки, до лоскуточка. Чего гадать? Скоро карты лягут рубашками на стол.

Соседнее помещение было открыто, но ничего интереснее стеллажей с консервами там не нашлось. «Но если еда тут, то что хранится в холодильнике?» Кто знает? Спросить было не у кого. Привыкнув к тишине и запустению, Грид как ни в чем не бывало завернул за угол и только чудом не лишился головы. Салют сияющих снопов озарил высоченный силуэт, едва не задевающий потолок острыми ушами. Лапа просвистела у лица, добавив к и без того богатому набору два шрама на лбу – если раны, конечно, успеют затянуться.

Красноглазое порождение тьмы в шаге напротив не испугало до чертиков, не вынудило сверкать пятками, а наоборот, всколыхнуло душу адреналиновым ключом, подняв со дна приглушенные болью эмоции. Пустота в груди наполнилась быстрее сосуда, из которого откачали воздух, а затем сорвали клапан. Безудержный гнев до хруста сжал кулаки, заскрипел зубами, впился ледяными иглами в затылок и на миг застлал взор бархатной вуалью. Взрывная волна прокатилась по мышцам, проникла в каждую клеточку, расплавила золото в остывшем взгляде.

Герман зарычал так, что псы снаружи вскочили и закрутили облезлыми башками. Кузнечиком отпрыгнул от размашистой пощечины, способной без труда снести половину головы. Поднырнул под прямой выпад и с невиданной доселе мощью, напитанной ненавистью и жаждой расплаты, вонзил острие в живот по самую гарду, затем еще и еще, коля с такой скоростью, что брызги полетели, как от автоматной очереди в упор.

Когда на груди и брюхе не осталось живого места, подпрыгнул и на выдохе рубанул острием по черепу, разнеся кинжал на осколки. Оружия больше не требовалось – толчок плечом опрокинул Вожака, и не успел урод грохнуться на пол, как Грид запрыгнул ему на грудь и замолотил по морде, не чувствуя боли от лезущих под кожу кусочков металла, не обращая внимания на звон и скрежет, мало похожие на звуки, с которыми кому-то начищают физиономию.