— Охрану поставим, пару буржуек на вагон, и как на курорте, тем более в сравнении с периметром.

Блокпосты нашего периметра, точнее жилая их часть, представляли собой малюсенькие землянки, где кроме печки и пары топчанов вообще ничего не было. От земли сырость, печка коптит, грязища кругом, ну и темно конечно — окон-то нету.

И то ли дело поезд охранять. Дров подкинул, да лежишь себе, в окошко поглядываешь. Туалет даже есть, и почти цивильный.

— ... а самолет починим, разведаем вокруг всё, мало ли, ещё что-то интересное выбросило. Как там с ремонтом-то? Долго ещё?

Задумавшись, я прослушал половину из того что говорил мне Василич, и «включился», только услышав про самолёт.

Процесс починки которого за всеми последними событиями я как-то упустил из виду, поэтому сказать что-то определенное не мог. Знал только что две лопасти винта почти выпрямили, оставалось провернуть то же самое с двумя другими. Наверное это можно было и побыстрее сделать, но дядя Саша не спешил, запасного винта у нас не было, поэтому прямили совсем помаленьку, чтобы металл успевал привыкнуть к новому положению. Греть винт он не давал, и оставалось только так, медленно и печально.

— Загадывать не хочу, но думаю недельку ещё придётся потерпеть. — ответил я Василичу. На что тот посетовал цитатой о нерасторопности ремонтников и не резиновом времени, которого кажется что много, а на самом деле в обрез.

Мы бы ещё чего-нибудь обсудили, но его отвлекли, и буркнув что-то недовольное, он ушёл в кабинет, оставив меня в одиночестве.

— А вы не знаете где наша мама? — робко подойдя поближе, спросил один из сидевших на чемодане мальчишек. Лет наверное шести, в бело-синем комбинезоне, толстых сапожках, и пушистой шапке с помпоном, от своего брата он отличался только цветом комбеза. Точнее даже не цветом, а его чередованием. У этого синей была левая сторона, а у второго наоборот. Ну а так просто одно лицо, явно близнецы.

Куда ушла его мама я не знал, но и просто так оставить пацанов не мог, мало ли, может действительно потерялись. Поэтому усадил их обратно, и выяснив что мама одета в зеленый пуховик и белую шапку, отправился на её поиски.

Народу в клубе, пока мы болтали с Василичем, значительно прибыло. Как наших, так и не наших. Кто-то заходил с улицы, кто-то выходил, многие выстраивались в очередь в кабинет где велась перепись, а некоторые вообще разложив пожитки, располагались прямо на полу. Честно сказать, я не совсем понимал для чего понадобилось гонять сюда людей. На мой взгляд гораздо проще было бы устроить перепись в школе, чем тащить всех сюда. Хотя вполне могло быть что для такого решения имеются объективные причины, только я их почему-то не вижу.

Пройдясь по коридору до самого конца, я не нашёл женщины в описанной пацанами одежде, и вернувшись к ним, уточнил её описание.

— У неё ещё сумка черная, рюкзачок... — подумав какое-то время, вспомнили они важную деталь.

Но здесь, в коридоре второго этажа, я точно не видел женщины с рюкзачком, значит должна быть где-то на первом, или на улице. Можно конечно походить покричать, типа — «женщина оставившая детей на чемодане подойдите в первую кассу.» Так обычно на вокзалах потеряшек ищут. Но это уже на крайний случай, пока же я продолжал визуальный поиск.

Вот только ни на первом, ни где либо ещё — включая кабинеты, матери пацанов не обнаружилось. Я и так искал, и расспрашивал, и кричать пробовал. Никто не откликался. Поднявшись наверх, я ещё раз прошелся по коридору, интересуясь у каждого встречного. Но всё бестолку, мать пацанов пропала. Решив расширить круг поиска — она вполне могла отправиться в школу, я вернулся к близнецам, которые так и сидели на коричневом чемодане. Хотя в клубе температура плюсовая, — за ночь помещение кое-как протопили, но они явно мёрзли, и я отвёл их в кандейку охраны на входе, в которой постоянно топилась печка.

Там я снова попытался хоть что-то выяснить — когда мама ушла, что сказала? Но во времени пацаны ещё не разбирались, поэтому ответить когда мать их оставила, не могли. Давно — единственное чего удалось добиться. Вот только давно для маленького ребёнка это в каких-то случаях может быть и парой минут. Так что так себе информация.

В общем в школу я пошёл заранее настроившись против легкомысленной мамаши, на ходу придумывая что же ей скажу.

— Вот, — на выходе меня перехватил один из парней дежурной смены, я у него спрашивал уже про потеряшку, и подтащив за рукав немолодого седовласого дядьку, выставил его вперёд — он говорит что видел девушку с рюкзачком.

— Она на ниве уехала, с мужиком каким-то. Серая такая, ржавая вся.. — принялся объяснять дед, и вдруг резко дёрнувшись, ткнул пальцем в направлении школы. — Да вон же она, вон же она едет!

Серая нива в ржавых пятнах вывернула на дорогу, и доехав до парковки перед клубом, задом воткнулась на свободное место.

В машине, насколько я мог видеть, сидел только водитель, тот самый мужичок что пристал ко мне с вопросами.

Заглушив мотор, он вышел, потоптался немного, закрыл за собой дверь, и не обращая на меня никакого внимания, поднялся на крыльцо, скрываясь внутри здания.

Я проследовал за ним. Хотел перехватить сразу, спросить про женщину, но передумал, мне показалось что он как-то странно себя ведёт. Не знаю; походка дёрганая, озирается постоянно, лицо прячет. Оно может для него и естественно, но выглядело это как-то не очень.

Поднявшись на второй этаж он остановился возле лестницы, и первым делом посмотрел на колонну возле которой сидели мальчишки.

Постоял так с минуту, видимо обдумывал что-то, и опустив голову, двинулся обратно.

Я отвернулся, делая вид что прикуриваю.

Он спустился на первый этаж, осмотрелся, дёрнулся было к охраннику, но передумал, и почти бегом ломанулся на улицу.

Добежал до машины, сел, громко хлопнув дверью, и едва не вписавшись в бочину припаркованного рядом пикапа, резко сорвался с места.

Глава 26

Взрывая ботинками рыхлый снег, я очень пожалел о решении не перегонять машину на парковку возле клуба.

Нива уже скрылась за поворотом, а мы только подбегали к углу школы, и уже наверняка не успевали проследить за