– Где он?! – безумно вращая глазами, снова заорал Дворников, ухватив Липатова за воротник трикотажной кофты, которую он, между прочим, очень любил. – Где Олег?!

– Ты чего орешь, придурок?! – оскорбился Вадик, как за себя самого, так и за кофту. – Ты чего орешь, спрашиваю?! А ну веди себя прилично!.. На кухне твой Олег! Олега ему подавай, понимаешь! А рубаха тут при чем?! Моя, между прочим, рубаха!

Финальное ворчание Липатова Дворников уже не слышал. Он уже сидел перед Олегом на табуретке, жадно хватал с его сковороды картошку, залитую яичницей, и бубнил, выплевывая крошки, и бубнил без остановки:

– Я знаю, где она, Олег!!! Я знаю, где ее прячут!!! Ее никто не убил и не убьет, поверь мне!!!

Тут Снимщикову снова захотелось заплакать, но теперь уже от величайшего облегчения. Верить просто даже боялся, а вдруг этот малый снова ошибается?! И все равно верил! И еще захотелось расцеловать этого чудика прямо в его лохматую макушку. Но не мог ни сказать ничего, ни сделать. Сидел окаменевшей глыбой на табуретке, смотрел, как пожирает Дворников его ужин, и слушал, жадно впитывая в себя каждое его слово.

– Я только потом додумался, что без Никитоса это дрянное дело обойтись не могло. Он уволок в Германию Таньку, уговорив ее стырить деньги у матери. Деньги имеют свойство заканчиваться. Они и закончились. Вот влюбленные и вернулись. На глаза матери Танька не могла показаться, надо было прежде всего вернуть долг! – бессвязно выкрикивал Макс, нацепил на вилку кусок хлеба и принялся вылизывать опустевшее дно сковороды. – А как вернуть?! Вот она и решила подзаработать… Подробностей не знаю, не смотри на меня так! Некогда мне было выбивать из нее подробности.

– Из кого?! – Это вернулся из прихожей Липатов и, выразительно посмотрев на синяк под глазом Макса, снова повторил: – Из кого и что ты выбивал, друг?!

– Из Надьки Баулиной! Из кого же еще! – похвалился Дворников, пропустив, с какой осторожностью переглянулись между собой коллеги.

– Ты ее бил?! – кажется, они выпалили это одновременно.

– Ну… Не то чтобы… – Макс со вздохом осторожно потрогал вздувшуюся гематому. – Скорее, мы с ней подрались, прежде чем я ее связал и приволок к себе домой.

– Идиот! Это же статья!!! – не удержался Вадик и для наглядности сделал ему под нос решетку из пальцев. – Ты хоть понимаешь, что она может потом отказаться от каждого своего слова и обвинить во всем тебя? Скажет, что призналась под давлением силой и все такое.

– Вот чтобы она не отказалась, нам и надо торопиться. – Дворников вскочил с табуретки, будто в той была вмонтировала чудовищной силы пружина. – Нам надо захватить этих двоих гавриков с поличным. Они же сейчас там…

– Где?! – снова в одно слово выпалили Олег с Вадимом.

– Где, где! – проворчал Макс, пытаясь приладить оторванный наполовину рукав. – Вот сука! Взяла и испортила рубашку! Дралась, как кошка, братцы! Как кошка! А мужичье сейчас в деревне Гаврино, что в самой дальней глуши того самого района, на пути к которому и случилась авария. Предвидя ваши вопросы, поясню, что в этой деревне у нашего Никитоса имеется старенький домик, оставленный ему бабушкой в наследство. Всех ведь проверили на наличие недвижимости, а этого козла пропустили! А он и есть генератор идей! Ну, да ладно, об этом потом! Об этом все на очных ставках! Сейчас нам нужно Соньку вытащить. Ох, как она разозлится, когда узнает, что по моей милости ее похитили! Вряд ли теперь простит, блин…

Она теперь не боялась. Она теперь знала, что ее не убьют до тех пор, пока она не подпишет нужных бумаг. Их была целая прорва – этих нотариальных документов. Приличная толстенькая папочка, которой перед ее лицом размахивал Никита и даже пару раз ударил ею по щекам.

– Ты подпишешь их, дрянь, подпишешь!!! – бесновался он, бегая по просторному подполу в каком-то старом полуразрушенном доме. – Если не подпишешь, живой отсюда не выйдешь!

Это он врал! Соня не была идиоткой и понимала, что живой ее отсюда не выпустит никто. Это вопрос времени. И это самое время ей надлежало тянуть как можно дольше. Насколько долго она сможет его оттягивать, настолько долго и проживет.

Они почти не давали ей есть. Один раз в сутки, она не знала, что это было: день или ночь, угрюмый охранник с дачного поселка, кажется, его звали Станислав, приносил в подпол миску заваренной кипятком лапши быстрого приготовления, кусок хлеба и кружку воды. Ждал, пока она съест. Затем забирал железную грязную миску.

Если бы не желание вывести этих ублюдков на чистую воду, не желание отомстить за смерть Тани и Анны Васильевны, Соня давно бы сдалась. Она давно бы подписала эти чертовы документы, делающие наследником Никиту – гражданского мужа Сочельниковой Татьяны. Она давно бы все подписала, лишь бы не видеть отвратительных рож, не слышать их сиплого судорожного дыхания, не слышать грязных слов, которыми ее называли. К слову, Хорин был менее изобретателен и менее жесток, в отличие от Никиты. От того Соне доставалось особо.

– Ничего! – расхохотался Никита в полный голос, когда она ему об этом сказала, передергиваясь в очередной раз от отвращения. – Он силы копит для того, чтобы тебя убить. Он у нас санитаром числится. Все зачищает, буквально все и всех!..

А потом вдруг однажды Хорин с ней заговорил. То все молчал, молчал, а тут вдруг заговорил и даже по имени ее назвал, что было особенно странным.

– Дерьмо жизнь, Софья, – пожаловался он, отпихивая ее от себя пинком. – Полное дерьмо! Ты вот влипла, я вот влип.

– А ты чего влип? – Соня отползла, свернулась в клубок. – Мне кажется, что у вас с Никитой…

– Да пошел он на хрен, твой Никита!!! – разозлился Хорин, саданув пинком по панцирной койке, которую установили в подвале специально для нее. – Этот козел останется в шоколаде! Надька, сука, тоже! А я… А меня, между прочим, в розыск объявили! Из-за твоего похищения, между прочим. Эти двое вроде как не у дел, а меня… Получается, на хрен, я один виноватый!!! Этой курве захотелось мужика своего завалить, потому как тот с ней разводиться собрался…

– А почему? – Ей вдруг стало интересно, тема-то пошла, из-за которой они с Олегом столько времени ломали голову.

– Что-то там в Германии Надюша с твоей Танюшей нафоршмачили. Где-то засветились, шалавы! Блудная девка – она ведь всегда блудной останется, сколь высоко бы ни взлетела, поскольку блуд у той в душе, в печенках сидит и еще между ногами, черт!!! – Хорин обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону. – Ведь была у меня жена. Пускай не красавица и не особо умница, но ведь любила! И верная опять же… Нет, втрескался, как последний дурак, в эту красотку! И пошло-поехало…

– Да ладно тебе, все еще, может, утрясется, – пообещала Соня, проявляя нарочитое сочувствие с одной лишь целью: разговорить мерзавца.

– Да все и так утряслось, прикинь! – тут же подхватил он, обрадовавшись неожиданной сочувствующей ему собеседнице. – Я! Я убил ее мужика, и менты в лоханку сели! Никто и никогда бы не догадался, что это я его завалил!