— Я решила в Москву ехать, — сказала она заглянувшей на минутку Алине.

Нужно ехать в Москву и попытаться узнать, кому принадлежала машина, номер которой продиктовала Лиза. Узнать будет трудно, ни у Насти, ни у Сережи знакомых в полиции нет.

Желание работать пропало. Настя захлопнула ноутбук, вышла в коридор, хотела спуститься на кухню, но остановилась около висевшей над диваном картины. Сейчас разноцветные спирали не показались застывшими, они словно двигались и вместо спокойствия вызывали что-то тревожное. Настя отвернулась и отправилась пить чай.

Она укладывала ноутбук в рюкзак, когда хлопнула входная дверь и снизу ее позвал сосед Слава.

— Папа хочет с тобой поговорить, — объяснил он, протягивая Насте телефон. Вид у Славы при этом был такой, словно видеть Настю для него тяжкое испытание. Он даже смотрел куда-то в сторону.

Ехать к Ире в квартиру не хотелось, появиться там нужно было с мамой, перебрать вещи, погрустить. Но возражать Настя не стала, неловко, только подумала, что звонок застал ее вовремя. Запасные ключи от Ириной квартиры лежали здесь, в тетином столе.

Сережин звонок раздался, когда рюкзак был собран.

— Я все закончил, — доложил муж. — Сейчас в столовую схожу и поеду.

— Послушай, — недовольно сказала Настя. — Ты слесарь-сантехник? Тебя вызывают, когда трубу прорвало?

— Кончай, Насть, — беззлобно попросил Сережа. — Я хочу, чтобы заказчики на нас полагались, а лучше меня никто сложные сбои не устранит, понимаешь?

Настя хотела сказать, что ему давно пора подыскать хороших помощников, а не самому болтаться по командировкам, но тут ей стало стыдно, и она промолчала. Не хватало превратиться в сварливую жену. А лезть в дела мужа так вообще последнее дело.

— Настя…

— Что?

— Ребята расшифровали номер.

— Какой номер? — не поняла Настя.

— Номер машины, которая проезжала тогда мимо… Как его? Пруда, что ли?

— «У тихого пруда», — подтвердила Настя.

— И знаешь, мне кажется, что номер знакомый. Вроде я его недавно видел.

— Назови номер, — попросила Настя.

Сережа продиктовал. Ей цифры знакомыми не показались. Впрочем, она мало обращала внимания на номера машин.

Насте очень хотелось поделиться тем, что сообщила вчера Лиза, но она сдержалась. Сережа вечером приедет, и она все расскажет.

— Я сейчас в Москву еду, — сказала Настя. — Мне тебя жалко, ты устаешь и не высыпаешься.

— Не так уж сильно я устал, — не согласился он.

— Сережа… — Настя переложила телефон в другую руку и почему-то шепотом призналась: — Мне без тебя плохо. Приезжай скорее!

Телефон почти разрядился, но тратить время на подзарядку она не стала. Проверила, что газ выключен, а окна закрыты, и заперла дверь.

Машина соседа Славы виднелась сквозь приоткрытые ворота, и на номер Настя посмотрела машинально, просто потому, что они с Сережей только что говорили про расшифрованный программистами номер.

Она остановилась, замерла. Захотелось немедленно позвонить мужу. Она бы так и сделала, но пожалела тратить оставшийся заряд аккумулятора.

Номер был тот самый, который только что назвал Сережа.

Машина, в ночь убийства Иры дважды проехавшая в зоне видимости камер наблюдения, стояла прямо перед ней.

Она не могла ошибиться, у нее же пока нет склероза.

Или все-таки ошибалась?

Настя заставила себя двинуться дальше.

Слава утверждал, что был в Москве. То есть при Насте он такого не утверждал, то ли мама об этом сказала, то ли Алина…

Настя поднялась на платформу, купила билет. Через минуту села в подошедшую электричку, достала телефон. Гаджет сообщил, что заряд батареи ниже допустимого уровня, но она и сама это знала.

Номерной знак, который она только что видела, продолжал стоять перед глазами.

Настя открыла файл с другим номером машины, тем, который продиктовала Лиза, задумалась. Ей казалось, что в номере присутствует шестерка… И буквы… Номер показался другим. Не тем…

Настя выключила экран, сунула телефон в карман лежавшего рядом рюкзака, попыталась успокоиться. Она могла ошибиться, когда вносила номер в гаджет. Экран отсвечивал, она вполне могла ошибиться. Ничего, это не страшно, можно перезвонить Лизе и уточнить.

За окном мелькали деревья, трава вдоль насыпи пестрела желтыми пятнами мелких цветов. То, о чем она думала, было ужасно и совершенно невозможно.

«Расскажу все Виктору Федоровичу, — решила Настя. — Хорошо, что мы с ним увидимся прямо сейчас».

Поезд замедлил ход, остановился на несколько секунд, поехал снова. Насте удалось рассмотреть желтый цветок среди травы, это была распускающаяся пижма.

Не хотелось ни готовить, ни обедать, но Алина заставила себя потушить мясо, сварила суп из молодой зелени. Слава, спустившись вниз, кивнул — ребенок заснул.

Алина поставила тарелки, положила ложки, вилки. Нехотя съела тарелку супа.

— Все будет хорошо, — Слава погладил ее по руке.

«Нельзя так распускаться», — устыдила себя Алина и благодарно улыбнулась мужу.

Распускаться нельзя, а что можно?.. Что можно сделать, когда предчувствие чего-то ужасного почти парализует?

Алина поставила тарелки в мойку, повернулась. Слава обнял ее крепко и ласково, но от этого становилось еще страшнее.

— Схожу за хлебом, — сказала Алина, высвобождаясь.

На улице страх отступил. Алина поздоровалась с соседкой, которая приезжала редко и которую Алина почти не знала. Соседка похвалила погоду, Алина покивала.

В магазине молодая незнакомая пара покупала детское питание, пришлось подождать.

— Привет! — наконец улыбнулась Алине Маша. — Что новенького?

— Ничего, — сказала Алина. — Скука одна.

Про убийство Маша ничего не спросила. Убийство для всех осталось в прошлом.

Для всех, кроме Алины.

В маленькое магазинное окошко было хорошо видно прохожих. Мальчишка с соседней улицы проехал на велосипеде. Потом прошли двое молодых парней. Потом Настя с рюкзаком на плече.

Алина отвернулась от окна, взяла хлеб. Когда вышла на крыльцо, Насти уже не было видно.

Алина свернула на тропинку, вьющуюся вдоль дороги. Большая муха зажужжала у самого лица, Алина махнула рукой, отогнала муху. Наклонилась, заметив под деревом вылезший гриб. Гриб оказался сыроежкой, Алина зачем-то поддела его ногой.

Алине не в чем было себя упрекнуть, она всегда старалась никому не причинять зла. Почему то, что происходит, происходит с ней?

Почему она вынуждена жить в постоянном страхе?