— Не пугай, дура — баба. Меня главнокомандующий Сорокин знает. У нас с ним дела. Мой козырь старше.

— Ну и иди своей дорогой. Я тебя не знаю — ты меня не знаешь.

— Знаешь ты меня. И поможешь, если нужда будет. Сегодня не знаю, уеду ли, а ночевать негде. У Сорокина — нельзя. Устроишь меня в генеральской усадьбе? Где-нибудь в сарайчике?

— Нету генерала. Убили его чекисты. Штыками закололи.

— Ну-у? Что это крепко краснюки взялись. Мало мы их здесь вешали. Скоро опять придем — всю площадь разукрасим.

Разошлись в разные стороны. Кузьменко направился к штабу, помещавшемуся на площади, в бывшем доме градоначальника. Доложил начальнику охраны, что он секретный разведчик Сорокина, работавший у белых еще с боев под Кореновской. «Скажите Ивану Лукичу, что прибыл его разведчик Кузьмин». Документы были в порядке, и его провели на второй этаж к кабинету главкома, охраняемому двумя рослыми красными казаками.

Ждал Кузьменко недолго. Сорокин сидел за столом, трезвый, серьезный, озабоченный. С ним — молодой чубатый казак.

— Говори при нем, — сказал Сорокин. — Верный человек. Что твой Шкуро надумал?

— Тяжело нам под генералами, Иван Лукич. Не любят они казаков. Андрея Григорьича Деникин хочет под суд отдать за невыполнение каких-то приказов. Придирается, чтобы как-то убрать нашего атамана, которого народ любит. А у нас с атаманом Шкуро программа народная: чтобы сами кубанцы на Кубани власть держали, чтобы у всех земля была, чтобы московские генералы нами не командовали.

— Хорошая программа? А? Васьков. Ты согласен?

— Мы тоже не хотим, чтобы московские жиды нами командовали, — сказал верный Васьков. — Не согласны мы с таким порядком. Так я говорю, Иван Лукич?

— Хотят меня на короткий чомбур взять, — злобно усмехнулся Сорокин. — Да не выходит у них.

Он поднялся и зашагал по кабинету, оправляя новенькую аккуратно выглаженную гимнастерку.

— Вот Андрей Григорьич Шкуро и предлагает объединиться нашим казакам с вашими. Мы с вашими не воевали и не собираемся. Это Ковтюх на нас жмет.

— Ковтюх — мужик. Ему пахать надо, а не войсками командовать, — презрительно сказал Сорокин.

— Наша дивизия с вашей армией рядом стоя», — продолжал Кузьменко излагать план Шкуро. — Соединимся. Власть на Кубани — вы и наш полковник Шкуро.

— Я и сейчас здесь власть, — сказал Сорокин, садясь вновь за стол, на место принадлежащее тому, у кого власть. — Назначили мне реввоенсовет, чтобы я с ним все приказы согласовывал. И все равно мое слово — закон! Как я сказал, так реввоенсовет и подписывает. Потому что знают — за мной армия! Двести тысяч бойцов пойдут, куда я прикажу! И правительство ихнее скину! Хоть сейчас этого Рубина к его Богу в рай отправлю.

Сорокин взорвался истерическим гневом. Вскочил из-за стола, выкрикивал угрозы, брызгая слюной, стуча кулаком по столу.

Вскоре он успокоился и Кузьменко изложил ему план Шкуро: правительство Кубано-Черноморской республики уничтожается, вся власть переходит к Сорокину, коммунистические боевые части, прибывшие из России, разгоняются и уничтожаются с помощью казачьих войск Шкуро. Затем создается казачья республика во главе с Сорокиным и Шкуро. Армия Деникина уходит в Россию.

Сорокин обдумывал сказанное недолго, но нервно: метался по кабинету, останавливался, подозрительно вглядывался в посланника, снова быстро шагал от стола к двери и обратно. Остановился и проговорил с угрозой:

— Я должен взять Ставрополь. Отдал его вам тогда — теперь он мне нужен. Давайте обратно.

Кузьменко был подготовлен к такому повороту:

— Андрей Григорьич сам хотел предложить вам помощь. А может, потом вместе вошли бы?

— Нет, — резко возразил Сорокин, вернувшись за стол. — Я устраняю советское правительство и побеждаю деникинцев под Ставрополем. Это надо сделать быстрее.

— Когда? Нужно, чтобы Андрей Григорьич знал, когда ему вести дивизию к вам.

— Сегодня вторник? — Сорокин задумался ненадолго. — К концу недели мои войска уйдут из района Кавминвод к Ставрополю. В субботу двадцать шестого я устраняю Рубина и его прихвостней, на следующий день встречаемся с вами. Где? — Он взглянул на карту. — В Кисловодске. Так согласится ваш Андрей Григорьич?

— Он говорил, что лучше бы в степи. Оно спокойнее.

— Давай в степи. У въезда в станицу Кисловодскую! А Ставрополь?

— Ставрополь мы не обороняем, а без Шкуро вы его легко возьмете.

В конце разговора Кузьменко вспомнил о казни генерала Рузского.

— Он же был наш. В совещании с Автономовым участвовал. Вы, Иван Лукич, могли бы его не трогать. Да и Радко-Дмитриева тоже.

— Васьков, разве казнили Рузского?

— Закололи, Иван Лукич. Ге прислал список — сто три человека.

— Без меня это сделали, — сказал Сорокин. — Так и передай своему атаману. Значит, в воскресенье утром у станицы Кисловодской.

Отправив шкуринского разведчика, Сорокин приказал адъютанту соединить его по телефону с чекистом Ге. Спросил того:

— Кто включил в список приговоренных генерала Рузского?

— По предложению товарища Бураковой, товарищ командующий, — ответил чекист. — Она сама случайно слышала разговор генерала с самим Шкуро, и генерал желал этому Шкуро победы, сам собирался воевать за белых. А список проверяется в ЦИКе, и подписал сам товарищ Рубин.

Сорокин бросил трубку и высказался, не жалея бранных слов:

— Товарищу Рубину……. только дай русского человека к стенке поставить. Да еще генерала Рузского. И генерал тоже старый……

Некоторое время командующий сосредоточенно думал, затем сказал адъютанту:

— Шкуро хочет в степи сойтись. Кто кого, что ли? На шашках?

X

Своего командира Кузьменко нашел в станице Отрадной, только что захваченной казаками. Здесь произошла встреча войск Шкуро и 1-й Кубанской дивизии генерала Покровского. Гремело застолье, на улице казаки с бутылками и песнями братались, пели и за столом, где на главном месте сидели Шкуро и Покровский, высокий, черноволосый, с неумолимой подозрительностью холодными темными глазами, глядящими исподлобья на каждого. Здесь тоже пели: «Ой, на гори тай жнецы жнуть…» Шкуро крикнул из-за стола: «Коля! Садись пей, гуляй! Все сделал? Видел, кого надо? Потом доложишь». Покровскому объяснил:

— Мой секретный разведчик. Ходит в тыл к большевикам.

— Ты, Андрей Григорьич, раз уж признал мое старшинство, то должен и мне дать разведку.

— Конечно, Виктор Леонидович. Все мое — твое. Наливай, Перваков! Коле со штрафом!..

Опытный Кузьменко заметил, что полковник пьет осторожно, хотя жены здесь нет — уехала в Екатеринодар. Когда вышли из-за стола и Шкуро позвал его в кабинет, оказалось, что атаман вообще трезвый, — умел владеть собой.