– А как мне действовать, – спросила она, – если я хочу точно знать, когда кто-то продал определенные акции?

– Никак, – сказал мужчина, продолжая улыбаться. – Отчет содержит итоговые данные за полугодие.

– То есть никто не знает? – не сдавалась она, испытав облегчение, но чувствуя себя обязанной довести дело до конца, хотя ее саму лучше всего устроил такой исход.

– Да нет, – сказал он, – здесь в ЦЦБ мы регистрируем все крупные сделки, связанные с изменением владельцев акций. Через три дня после их проведения вводим изменения в наши регистры.

– Хотя это закрытая информация?

Мужчина впился в нее глазами и разговаривал с ней совсем другим языком, чем это обычно делают шведские бюрократы.

– Мы составляем так называемые аналитические справки ЦЦБ. Данная услуга позволяет дочерним предприятиям и определенным иностранным эмитентам анализировать акционерную структуру их компании. Помимо прочего, они могут ежедневно отслеживать, как изменяется число акций у напрямую зарегистрированных владельцев.

Она потупила взор:

– То есть, заплатив, они получают право видеть, кто покупает и продает их акции?

– Да, тогда у них появляется доступ к нашим регистрам.

– Но я не могу купить такую услугу?

Анника увидела, как он покачал головой, скользнула взглядом по широким плечам, брюкам цвета хаки.

– О’кей, – сказала она, разглядывая его ботинки, – предположим, я хочу точно знать, когда некий человек продал определенный пакет акций, до лета или осенью, как мне поступить?

Она снова посмотрела ему в глаза, робко, пораженная жаром, исходившим от них.

– Почему бы тебе не спросить его?

Она улыбнулась в ответ:

– Мне нравится все узнавать самой.

– Я верю тебе, – сказал он и обнажил белые неровные зубы. – Ты всегда можешь обратиться в фирму, о которой идет речь. Сомневаюсь, что они ответят, но никогда не знаешь заранее.

– Кому я должна задать вопрос?

– Попробуй пообщаться с руководством или ответственным за отношения с инвесторами. Хотя на многих предприятиях нет специального сотрудника, отвечающего за такого рода дела, ими может заниматься обычный управленец или офисный служащий.

Анника встала, надела свою куртку, взяла сумку и зонтик, случайно оказалась слишком близко к мужчине в тесном пространстве.

– Спасибо за помощь, – сказала она.

– Рад служить, – ответил он, – только скажи, если нужно что-то другое…

Он так и не закончил предложение, протянул свою карточку. Даже не попытался сместиться в сторону, пропуская ее. Она посмотрела ему в глаза, странным образом растроганная его интересом. Заставила себя избавиться от этого ощущения, взяла визитку:

– В таком случае я дам знать о себе.

Анника задержалась под выступающим над входом козырьком, оглушенная городским шумом: шелестом шин по мокрому асфальту, журчанием воды в сточных канавах, ревом моторов. Она сунула зонтик в сумку и вышла прямо под дождь, теплые капли обрушились ей на лицо и волосы, она поспешила вниз к станции метро. Выхлопные газы серым облаком висели над городом, от них негде было спрятаться. В порыве отвращения она остановила такси, назвала водителю адрес «Зеро Телевидения» и устроилась на заднем сиденье, утонув в его мягком кожаном одеянии. Влага на окнах спрятала от нее улицы, избавила от неприятного зрелища.

«Зачем мне видеть все это? Я заслуживаю лучшего», – подумала Анника.

Она закрыла глаза, ее тело и одежда по-прежнему хранили запахи детей, кисловатый – Эллен, после йогуртов и каши, более резкий – Калле, от хлеба и сыра. Ее руки еще помнили ощущение от их шелковистых волос, тепло их щек.

Анника утром оставила их в детском саду. Эллен привыкла очень легко, вопреки всем ожиданиям. С Калле в свое время хватало проблем, он был старше сестры, когда пошел в сад, разумнее. Порой она сидела перед дверью садика и плакала, в то время как сын стоял с внутренней стороны и делал то же самое.

Она попыталась избавиться от неприятных воспоминаний. Дети хорошо освоились там. Будь ее воля, она сама с удовольствием ходила бы в садик в детстве.

Сегодня Томасу предстояло забрать детей, поскольку она отвела их утром. Они вообще старались делать это как можно раньше, лучше около трех, никогда после четырех. В результате оба работали сверхурочно в другие дни, компенсировали время, которое считалось потерянным впустую.

«Хотя почему впустую? – подумала она. – Всегда скучаю по детям, когда их нет рядом».

Она открыла глаза, уставилась на свинцово-серую поверхность Риддарфьердена, попыталась переключиться на что-то другое.

В туннеле Сёдерлед преобладавшие снаружи серые тона сменила другая цветовая гамма, теперь сквозь запотевшее окно Анника в основном видела черные стены, поблескивавшие в лучах искусственного освещения.

«Я справлюсь, – подумала она. – Все будет хорошо».

Офис Анны Снапхане находился в промышленном районе к югу от города, у самого холма Хаммарбю, там, где происходило строительство олимпийской арены. Анника расплатилась кредиткой и сунула квитанцию в бумажник в надежде, что редакция компенсирует поездку.

Перед ней находилась калитка, за которой раскинулась территория телекомпании, располагавшейся в высоких серых бетонных зданиях, сейчас еле видных за пеленой тумана. Слева находились напоминающие ангары металлические постройки, где отдыхали после работы напичканные всевозможной техникой автобусы. Она прошла мимо разгрузочных площадок и деревянных поддонов, нашла вход.

Внутри выстроились в ряд транспортные средства разных размеров и моделей, но все белые с цветными логотипами по бокам. Два человека грузили что-то в маленький фургон, они на мгновение подняли на нее глаза, она поприветствовала их взмахом руки.

Вторым от конца стоял самый большой трейлер из всех. Рядом с другими передвижная телестанция номер пять казалась просто гигантской. Анника приблизилась осторожно, хотя шум ее шагов по бетонному полу все равно эхом отдавался под потолком. Снаружи лежала масса технического оборудования, частично упакованного в оцинкованные ящики с маркировкой «Sony BVP 570, Cam B OB1. Кронштейн камеры номер два».

Левая стенка была отодвинута в сторону, точно как перед Икстахольмом, та же металлическая лестница вела внутрь.

– Эй, есть тут кто-нибудь? Гуннар?

Технический руководитель передачи высунул седую голову в коридор. Анника неуверенно сделала шаг вверх по лестнице, улыбнулась:

– Привет. Это я, Анника Бенгтзон, с железнодорожной станции во Флене. Могу войти?

Гуннар Антонссон вышел из уголка, где стоял, занимаясь своим делом, вытер руки о брюки, двинулся ей навстречу.

– Конечно, – сказал он, – конечно, входи.