Протянул открытую ладонь, его рукопожатие оказалось крепким, кожа сухой и теплой.

– Спасибо, что подвезла меня, кстати, поезд пришел через четверть часа.

Она улыбнулась ему, потом ее взгляд скользнул по стенам, брови поднялись от удивления.

– Впечатляет, – сказала она.

Ощущение пребывания в транспортном средстве полностью исчезло, она находилась в оборудованном по последнему слову техники и со вкусом обустроенном здании, где особая атмосфера создавалась также благодаря тихому шуму электроники, мерцанию мониторов и миганию множества индикаторных ламп.

Лицо стоявшего в передней мужчины внезапно ожило, просветлело.

– Хочешь посмотреть?

Анника кивнула, немного смущенная своим нездоровым любопытством. «Где она лежала? Вы убрали все, что напоминало о ней?»

– Это инженерный отсек, – сказал мужчина и показал на помещение справа.

Анника прошла мимо окна с занавесками с одной его стороны и большим электрощитом – с другой, заглянула в маленькую комнату, кивнула, словно поняла.

– И что делают здесь?

Гуннар Антонссон махнул рукой в направлении экранов, регуляторов, пультов:

– БУКи, блоки управления камерами, с ними работает видеоинженер. Его задача обеспечить хорошую картинку, настроить контрастность, цветовой баланс и все такое. – Гуннар повернулся, пошел дальше. – Технический проход, – сказал он, открывая дверь справа.

Анника сунула голову внутрь – провода, миллионы кабелей.

– Все в девятнадцатидюймовых стойках. Это стандартное оборудование.

Он закрыл дверь после того, как Анника убрала оттуда голову. Ее взгляд скользнул по противоположной стене, покрытой картами и схемами соединений.

– Видеоотсек, – сказал Гуннар из следующего помещения. – Или монтажная зона, как это официально называется. Здесь стоит аппаратура Betacam, VHS для записи на магнитную ленту…

Анника оторвала взгляд от красных соединительных линий и поспешила вперед.

– Когда мы оборудовали наш автобус два года назад, запись на жесткий диск выглядела чем-то из области научной фантастики, – продолжил Гуннар Антонссон. – Теперь это реальность. Несколько месяцев назад нам пришлось переделать стойки под новое оборудование.

Он показал пространство под узкими монтажными столами, наклонился и достал свободный кабель. Анника откашлялась.

– Извини, – сказала она, – но в чем суть дела?

Ее провожатый, уже находившийся на пути в следующий отсек, остановился, удивленный.

– Монтаж, – сказал он. – Здесь можно кроить программу.

– Каким образом? – настаивала Анника. – Используя видеозапись или компьютеры?

– Ты никогда не имела дело с телевидением? – спросил Антонссон, чуть прищурив глаза.

Анника попыталась улыбнуться:

– Нет, я предпочитаю буквы. В газете работать немного легче.

Он остановился, задумчиво посмотрел на нее, свернул кабель в кольцо.

– Почему вы так много писали о Мишель?

У Анники слегка покраснели щеки, она старалась не смотреть на него.

– Она ведь была очень интересной публичной личностью. Противоречивой и гламурной, достаточно необычная комбинация. Само собой, газетам нравилось писать о ней.

Судя по все той же вопросительной мине на лице мужчины, ее ответ не удовлетворил его. Он опустил руку с кабелем.

Анника, воспользовавшись случаем, последовала за ней взглядом, снова откашлялась.

– Мишель хорошо продавалась, – сказала она, – вот и вся причина. Сама она никого не волновала, на первом месте стояла коммерческая сторона дела. Примерно как для «ТВ Плюс». Она была человеком, способным привлечь всеобщее внимание, выделявшимся из толпы. На нее нравилось смотреть, нравилось читать о ней…

Гуннар Антонссон открыл металлическую дверцу, сунул за нее кабель.

– Запись всегда осуществляется с таким качеством, чтобы она годилась для телетрансляции, – сказал он и пошел дальше по автобусу, – а значит, в формате Betacam или Digital Betacam. Это своего рода видеозапись, но с очень высоким качеством. Мы всегда задействовали четыре аппарата одновременно на случай какой-нибудь поломки, дефектов ленты или чего-то подобного, для страховки. Но никакой компьютерной записи. Обычное видео, то есть VHS, используется только для создания контрольной ленты.

Анника следовала за ним, изучала его затылок. Жидкие волосы. Седые. Аккуратно подстриженные.

– Что такое контрольная лента?

Антонссон немного приподнял брови:

– Одна идет к ведущей программы, Мишель всегда хотела видеть, как она выглядела, продюсер должен иметь копию, и исследователь тоже. Когда у тебя есть контрольная лента, не надо проигрывать запись, сделанную в формате Betacam. Тот, кто кроит программу, может идти прямо по временным кодам.

Анника пробежала взглядом по стене с магнитофонами, мониторами и микрофонами, десятку желтых обозначений, VTR-08, VTR-07, почувствовала, что от всей этой новой информации у нее голова идет кругом.

– Ой, – сказала она, – как много всего надо знать.

– Ну да, – согласился Гуннар Антонссон и направился в аппаратно-студийный отсек.

Коридор закончился помещением примерно такого рода, какое она видела у Анны на работе, с целой стеной мониторов, куда приходили изображения с разных камер, с массой кнопок, регуляторов, индикаторных ламп, микрофонов и одним большим экраном, показывавшим уходившую в эфир картинку. Его стены были обиты синей и серой тканью, а полы покрыты серым ламинатом. Все деревянные детали имели округлую форму и по цвету напоминали спелую вишню. Она провела пальцем по одной из них.

– Она лежала между замедлителем и режиссерской скамейкой.

Анника отдернула от деревянной детали руку, отследила взгляд своего экскурсовода до самого пола. Он остановился в тесном пространстве между задним и передним столами отсека, перед местом видеорежиссера. Как раз там в полу находился люк с блестящей ручкой и с блестящей окантовкой.

– Режиссерской скамейкой и… чем?

Антонссон выпрямил спину и положил руку на заднюю скамью:

– Парень, который отвечает на хоккее за пульт замедленного воспроизведения, сидит здесь, мы называем его замедлителем. Переднюю скамью мы называем режиссерской, там ведь располагается вся компания, видеорежиссер, его ассистент, оператор графической станции…

– И как она лежала?

Гуннар Антонссон соединил перед собой руки и какое-то время стоял, покачиваясь с пяток на носки.

– Головой к стене, – объяснил он потом, кивком показал направление. – Ноги здесь, по разные стороны от люка. Руки вверху, так.

Он поднял ладони подобно тому, как делают в кино гангстеры, когда приходит полиция.