За окнами страх, в них лезть не стоит. Каждый шаг – скрип, на каждом повороте чаще бьётся сердце. Вошёл в комнату, где всё разбросано, разорвано – в ней женщина, в лохмотьях и в грязи. Та самая, о которой рассказывал Анне. Смотрит ему в глаза и молчит. Захотелось бежать и убежал, и она не погналась. Впереди длинный коридор, по нему бегут маленькие дети. Их так много, все тянут пыльные пальцы, а художник не может быть взаимным. Ему страшно, боится потерять руки. Снова бежит и вновь возвращается туда, откуда начал путь. Паника, паника, паника. Лабиринт стал шире, а вокруг него уже тысячи людей, и все тянут к нему холодные руки. Наконец, взглянул вверх, а там небо. Понял, что он во сне и почувствовал, как на лопатках кто-то нарисовал ему огненные крылья и стёр холодный меч. Прыгнул и взлетел. Взлетел так высоко, что горы стали не так велики. Восторг, закричал от перенасыщения эмоциями. Управлять полётом – это что-то особенное. Быть птицей – лучшее, что придумал Бог. То падал камнем, касаясь деревьев, то, кружась, взлетал высоко и ощущал всем телом прохладу облаков. Ему казалось, что он сутки летает. Даже полёт, рано или поздно, надоедает. Решил приземлиться и упал камнем в озеро.

Проснулся.

Иллиан вскочил с кровати, как только художник открыл глаза. На Иллиане не было лица – оно было переполнено ожиданиями, но они не пропитаны верой.

–Клянусь, я уже хотел идти за помощью, думал ты не очнёшься, – начал он, с тревогой глядя на друга.

–Заблудился во сне, никак не мог выбраться, – солгал тот и спросил. – Сколько часов я был без сознания? Два, три?

–Двадцать четыре!

Художник вскочил на ноги, все мысли об Анне. «Господи, что я натворил! Я пропустил нашу встречу! Быть может, она уже уехала, и я никогда не увижу её?!». Хотел бежать к ней, но Иллиан остановил.

–Она поймёт, – сказал он, словно прочтя мысли. – Если любит, дождётся. Хоть через год придёшь, она будет ждать тебя на том же месте!

«Откуда он узнал, что у нас есть наше собственное место для встреч?!». Художник подозрительно смотрел на него и ничего не отвечал.

–Лучше закончим то, что уже начали, – продолжил он. – Я два дня не спал и не знал, что мне делать.

–Что так?

–Ты превратился в статую! – воскликнул он, расширив свои очи. – И я отдёрнул тебя от полотна. Спустя час пожалел об этом – ты был холодным, ты был почти мёртв, а сердце билось где-то вдалеке. Я никого не звал, тебя не трогал, никто не приходил…

–Боль всегда разная, не каждую можно вытерпеть, – спокойно ответил художник, представив себя статуей и, наконец, взглянул на полотно.

Меч потерял черноту, он стал серым, он был из камня. «Что же натворил Данучи? Как же отомстил за то, что его лишили рук?», – размышлял Арлстау и сразу вспомнил о своём мече.

Стянул рубашку и повернулся спиной к Иллиану.

–Меч на месте?

–Его нет, – ответил тот растерянно и подошёл ближе, чтобы рассмотреть новый рисунок.

–Вместо меча крылья? – на выдохе спросил Арлстау.

–Да.

Иллиан ничего не понимал, глядел на красиво нарисованные, чёрные крылья, что протянули свой путь от лопаток до локтей и думал: «Неужели, он взлетит?!». Арлстау же всё понимал, но ничего не озвучил.

Художник выбрал крылья, а не меч, а сейчас рассматривал два символа на лице Иллиана: птицу и наконечник стрелы, и о чём-то размышлял. Мысли зашли далеко…

–Художник, – отвлёк его Иллиан.

–Что?

–Не возникало ли у тебя желания, рассказать всему миру о созданных тобою душах?

–Они уже нарисованы, их уже не исправить, – ошибочно заметил тот. – Зачем мне обсуждать то, что уже создано?! Я весь в мыслях о том, что нарисовать ещё…

–Помнишь, ты спросил меня о Родине…

–Помню и что?

–Тебе ведь нужен весь мир…

–Это правда, без этого никак, – повторил он чужие слова. – Поверь, это необходимо!

–А что ты хочешь с ним сделать? – спросил он так, словно это для него самое важное.

–Увидишь… – интригующе ответил художник и продолжил, указывая пальцем в душу силуэта. -Там, в полотне ты увидишь то, что даст ответы на весь век твоей жизни.

–Заинтриговал! – воскликнул Иллиан, чуть ли не рыча от предвкушения.

–Всё. Пойдём.

–Стой, стой. Подожди…

–Без этого я не узнаю ничего о своём даре! Нечего ждать!

–Откуда ты это знаешь? Может, тебе и не нужно знать о предыдущем художнике! Знания ведь не всегда полезны!

–Нужно, – уверенно ответил Арлстау, изнывавший от предвкушения. – И тебе это нужно знать!

Нацарапал вопрос на листке, что был предназначен для Алуара, смял его в одной руке, а другой с силой схватил руку Иллиана, и пронзил полотно десятью пальцами, потянув за собой, на другую планету…

-–

История Данучи: Фрагмент третий.

На сто шагов вперед…

Они летели в пропасть, а затем над городом – так близко, что могли различить все оттенки горных пород, насытивших его поверхность. Преимуществом отличался гранит, а алмазы были клеем.

Арлстау изучал глазами красоту, а Иллиан кричал от восторга, ведь он летел на высоте трёх километров. Крик был, конечно же, беззвучен.

На этот раз полёт был недолгим. Словно у обоих отказали «крылья», и они рухнули вниз с мыслями, что сейчас разобьются. Поверхность уже близко, они закрыли глаза, но пролетели сквозь неё, подобно призракам. Затем падение сквозь город, и приземление в бедном храме – в том же самом моменте, в каком Арлстау покинул Данучи.

Он всё также стоял на коленях с отрубленными руками. Кровь била фонтаном и желала полностью покинуть художника. Один из авров подбежал к нему с раскалённой пластиной в руках, будто знал о случившемся заранее, и обжёг ею руки художника. От его крика было больно, и эхо пролетело по всему городу, заставило каждого авра остановиться и оглянуться назад.

Иллиан глядел на Данучи раскрытыми глазами, и во взгляде чувствовалась вина, но не за увиденное, а за содеянное собой.

–Зачем? Зачем ты это сделал, сын мой? – вопрошал в ужасе Алуар.

Руки сжимали собственную, безволосую голову, словно прикрывали её от стыда, в глазах страх и нет былой уверенности, что всё будет так, как он сам того желает.

–Он хотел убить тебя! – огрызнулся тот. – Я не мог этого допустить!

–Он бы не убил…

–Убей его, – вмешался в диалог разъярённый Донучи. – Убей своего сына!

Арлстау не знал, кому сейчас дарить свой взгляд – главным героям этой «сказки»