— Все понемногу, — в том же духе отвечал Нембус. — Я путешественник по призванию. В этом заключается мой поиск самого себя.

— В Звездной Сфере каждый может заниматься тем, что ему по вкусу.

— И в этом заключается высшее достижение нашей цивилизации.

— Когда вы прилетаете на новую для вас планету, что больше всего интересует вас на ней?

— Разумеется, сферолюды!

— А почему именно сферолюды? — Кастор сделал вид, что удивлен. — Ведь при всем разнообразии миров в скоплении мы стали во многом похожими друг на друга.

— В общих чертах — да, — согласился седовласый, — но меня интересуют нюансы поведения, характеров, индивидуальные реакции.

— И что вы делаете с ними?

— С чем?

— С этими самыми нюансами, когда вы их обнаруживаете?

— Хороший вопрос, — хмыкнул Нембус. — Я как-то не задумывался над этим. Можно ответить так: наслаждаюсь, сравнивая их друг с другом.

— Сравнивая или… сталкивая?

Ученый задал этот вопрос наугад, по наитию, и потому не ожидал от собеседника какой-нибудь особенной реакции. И был немало удивлен, увидев, как с лица седовласого сошло выражение рассеянного доброжелательства. Словно темная молния скользнула по нему, исказив благообразные черты гримасой то ли отвращения, то ли еще какого-то, гораздо более глубокого и сильного чувства. Все это заняло меньше мгновения, и вскоре лицо Нембуса стало таким же безмятежным, как море в штиль. Если бы Кастор не наблюдал за своим собеседником столь пристально, то решил бы, что метаморфоза, которая произошла с лицом последнего, только почудилась ему. К сожалению, не почудилась. Что бы там ни говорил о себе этот путешественник, он не был тем, за кого себя выдавал.

— Иногда столкновение характеров высекает искру нового знания, — вкрадчиво проговорил седовласый.

— И что же вам удалось узнать здесь, на Альциоре?

— Я могу не отвечать на ваши вопросы, которые сочту неподобающими.

— Разумеется, — все так же следуя наитию, продолжал ученый загонять собеседника в угол. — Каждый сферолюд свободен. Если только он сферолюд.

Нембус вскочил.

— Что вы хотите этим сказать?! — выкрикнул он.

Кастор демонстративно вытащил из футляра трубку детектора и направил ее на седовласого. Прозрачное окошечко медленно налилось чернотой. Нембус сорвался с места и выскочил из дома. Ученый убрал детектор обратно в футляр и осушил бокал с напитком до дна. Мира, которая молчаливо присутствовала при разговоре, подошла к нему и опустилась в кресло, тут же услужливо выращенное домом. По-прежнему ни слова не говоря, девушка смотрела на мужчину, прогнавшего нежеланного гостя, все еще не понимая значения произошедшего. Кастор, пожалуй, и сам еще не до конца понимал, что случилось. В голове у него вертелась только одна мысль, что разоблачение зла само по себе способно изгнать его из дома, а может, и из мира тоже.

— Думаю, Нембус теперь покинет Альциору, — устало проговорил ученый.

— Это хорошо, — произнесла Мира. — Только он может отправиться в другой мир и там продолжить сеять раздор.

— Вполне возможно. И, видимо, Альциора не первая планета, где он высадил эти ядовитые семена.

— Что же делать? Как его остановить? А если он не один такой?

— Боюсь, что не один.

— Но ведь это… беда! Страшная беда!

— Хорошо, что вы это понимаете, Мира, — сказал Кастор. — Нужно, чтобы это понимали многие. Только сообща мы сможем остановить таких вот Нембусов, сколько бы их ни было.

— Я расскажу об этом всем своим друзьям, а они — своим друзьям, — горячо проговорила девушка. — И так, из уст в уста, весть о зле, которое проникло в Звездную Сферу, распространится повсюду.

— Это прекрасно, но этого мало, — проговорил ученый. — Зло многолико и коварно, нужно научиться бороться с ним.

— Мы научимся! — пообещала Мира.

— Обязательно! — подхватил Кастор. — Мы будем учиться вместе. Я рад, что у нас с братом появилась союзница.

Гиппокрыл бархатными губами обрывал мягкую траву у подножия холма, а его юный хозяин сидел на вершине, подогнув колени и обхватив их тонкими загорелыми руками. Ветерок шевелил светлые волосы у него на макушке, а голубые глаза печально взирали на разноцветные светила, усеивающие ночное небо Оливии. Мальчик смотрел на звезды и думал о своем двоюродном брате, что пропал где-то за пределами скопления. Ригель чувствовал, что Мицар жив, и верил, что однажды он вернется. Вот только случится это очень не скоро. Огорчало лишь одно, что он ничего еще не сделал для возвращения братишки. Правда, вместе с отцом и дядей Ригель участвовал в его поисках, но много ли добьешься, находясь под неусыпным присмотром «няньки», да еще и двух взрослых?

В глубине души он завидовал Мицару. Обмануть «няньку», оседлать гиппокрыла и удрать на нем на далекую Тризинию — на такое способен только настоящий смельчак. Сам Ригель на такое ни за что бы не решился. И не потому, что трусил. Смелость хороша, когда она честная. А Мицар обманул не только свою «няньку», но и родителей, да и двоюродного брата тоже. Мальчик хорошо помнил разговор, который произошел у них накануне побега. Мицар позвал его к себе в комнату, чтобы показать свое изобретение. В первую минуту Ригель оцепенел, когда увидел двойника братишки. Мицар номер два, такой же белобрысый и голубоглазый, как ни в чем не бывало возился в углу с игрушками своего создателя. Отличить их друг от друга было очень сложно, и поэтому Ригель на всякий случай уточнил:

— Мицар, а это точно не ты?

Братишка фыркнул.

— Это точно не я, — проговорил он. — Ты не бойся, подойди ближе.

Ригель на цыпочках подкрался к двойнику двоюродного брата, наклонился над ним и увидел, что руки, ноги и даже голова у него присоединены к туловищу особыми шарнирами, которые издалека было не разглядеть.

— Сногсшибательно! — восхитился Ригель. — А как ты это соорудил?

— Как-как, — передразнил его братишка. — Руками!

— А для чего?

— Ясно для чего. Чтоб от «няньки» удирать иногда. А то таскается по пятам, спасу нет.

— Ух ты! — выдохнул Ригель. — И ты уже пробовал?

— Конечно! Срабатывает на сто процентов! — прихвастнул Мицар.

— А покажешь, что он умеет?

— Ну, ты можешь поиграть с ним, если хочешь, — предложил братишка. — В гипершахматы он режется лучше меня.

— Ну так это нетрудно, — усмехнулся Ригель.

— Смейся-смейся. Вот обойдет он тебя на десятом ходу, будешь тогда знать.

— Это мы еще посмотрим, — пробурчал Ригель и схватил коробку с гиперпространственными шахматами.

Биомеханический двойник принял вызов. Особенность гипершахмат заключалась в том, что, помимо видимой доски с шестьюдесятью четырьмя клетками, существует еще и невидимая, словно находящаяся в другом измерении. Положение фигур на этой доске нужно было держать в памяти, а это было не так-то легко. Из