Ева заметила, что Брак тоже держится как-то напряженно. Он явно был не таким беззаботным, каким казался на террасе вчера вечером. Зато Марсель улыбалась и похлопывала Алису по колену. Несомненно, эти две женщины были хорошо знакомы друг с другом.

– Не пора ли тебе нас представить? – обратился Дерен к Пикассо и кивнул в сторону Евы.

Было еще слишком рано для вина, однако ей внезапно захотелось что-нибудь выпить. Ева поняла, что в этой группе она находится в невыгодном положении, а Пикассо явно потерял опору под ногами.

– Bueno…[60]Ева, это Андре и его дама, Алиса. Мы жили и работали вместе на Монмартре. Господа, разрешите представить вам Еву. При первой же возможности мы поженимся.

– Поженитесь? – придушенным шепотом повторила Алиса.

Ева гордилась тем, как смело Пикассо заявил об этом, но потом все почему-то отвели взгляды, как будто он произнес самое неприличное слово на свете.

– Я хочу иметь законную супругу, как это сделал Жорж, – примирительным тоном произнес Пикассо.

Официант принес бутылку рома и шесть чистых бокалов. Пикассо редко употреблял крепкие напитки, но сегодня он сделал исключение, и Ева последовала его примеру. Немного принужденный обмен любезностями в сочетании с теплым пиренейским ветром и крепким ромом местного разлива помог рассеять напряжение. В конце концов они заказали ланч, а потом вино, и Еве начало казаться, что она уже целую вечность находится в центре внимания. Поэтому она была рада возможности отлучиться в туалет.

Она сполоснула руки и лицо и постаралась успокоиться, когда взглянула в грязное зеркало над умывальником. Модная короткая стрижка и парижское платье не могли полностью скрыть неуверенную в себе провинциальную девушку, все еще скрывавшуюся внутри нее. Когда она шла через кафе к выходу на улицу, то помедлила у двери и невольно подслушала разговор двух женщин. Они с обеих сторон были скрыты группой мужчин, но их голоса доносились вполне ясно.

– А чего ты от меня ожидаешь? Она не обязана мне нравиться, но я должна быть любезной с ней. Пабло – лучший друг Жоржа!

Ошибки быть не могло. Первый голос принадлежал Марсель Брак.

– Значит, мы все просто предаем Фернанду? Mon Dieu, эта особа выглядит совершенной провинциалкой! Ты же знаешь, это продлится недолго. То, что Пикассо собирается жениться на ней, – просто курам на смех.

Резкий парижский выговор принадлежал Алисе Принсет.

– Я не хочу быть грубой, вот и все, – заговорщическим тоном отозвалась Марсель. – Жорж никогда не простит мне этого. Кроме того, мы подружились, и, думаю, я ей понравилась.

– Так вот, все в Париже уже шепчутся о том, как она украла Пикассо прямо под носом у Фернанды, которая по глупости решила, будто заручилась ее доверием. Она даже водила эту малышку по магазинам. Поступай, как хочешь, Марсель, но это подражание Эвелин Тоу меня не одурачит!

Ева прислонилась к стене, скрытая спинами нескольких мужчин, ожидавших места у столика в кафе. От рома и жары ей стало плохо. Утром она испытывала настоящее блаженство, но теперь все изменилось. Это были подруги Пикассо. Даже если она передаст ему их слова, что тогда? Она была не уверена, что ей стоит выходить на улицу. Ева готова позволить Пабло сделать выбор между историей его жизни и желаниями его сердца.

– Какого дьявола? Что ты имеешь в виду? – прорычал Пикассо.

– Рамон, Жермена и Фернанда намерены приехать сюда и вразумить тебя. Я не мог остановить их, поэтому мы с Алисой сели на первый поезд из Парижа, чтобы предупредить тебя об этом, – сказал Дерен после того, как женщины вышли из-за стола.

Пикассо с силой провел обеими руками по угольно-черным волосам и откинулся на спинку стула, обдумывая эту новость. С каждой минутой жара усиливалась, и ему уже не хотелось сидеть на улице. Для обоих друзей – для Брака и Дерена – это было лишь развлечением, но для него решался серьезный жизненный вопрос. Он искренне любил Еву, а теперь она могла попасть под прицел.

– Эти трое могут говорить что угодно, но для меня все решено. Теперь я вместе с Евой.

– Значит, ты даже не хочешь поговорить с Фернандой? – смело спросил Дерен.

– Сломанного не починишь, Андре. Этот невыносимый итальянский хлыщ Убальдо Оппи обратился ко мне за помощью как к художнику, но с самого начала собирался вздрючить Фернанду. Некоторые вещи просто непростительны. Мое сердце теперь изменилось навсегда.

Брак и Дерен обменялись взглядами. А Пикассо вдруг понял, что Ева ушла уже достаточно давно, и ощутил легкий приступ паники. Моменты беспокойства и страха потерять ее в последние несколько дней пробудили в нем старые предрассудки.

– А чем это отличается от того, что Ева сделала с Фернандой? – спросил Дерен.

Пикассо вскочил со стула и набросился на него. Брак, более высокий и мощный, чем они оба, быстро встал между ними.

– Ева не имеет к этому никакого отношения! – выкрикнул Пикассо.

– Полегче, mon ami, – Дерен поднял руки. – Я лишь спросил, что ты об этом думаешь. Женщины – гораздо более сложные существа, чем мужчины.

– Не хочу ничего слышать! Я люблю Еву и женюсь на ней. Все, хватит!

– Тогда завтра тебе придется встретиться с Фернандой и лично сказать ей об этом. Они приезжают в Сере, и ты уже не сможешь остановить их.

Они появились как облако: три тени, опустившиеся на сонный городок Сере, который лишь недолго принадлежал ему и Еве. Пикассо считал, что он готов к предстоящей битве, но он не мог остаться равнодушным к Фернанде. Так было всегда. Их страстная юность, совместная борьба и успехи глубоко запечатлелись в его памяти. Он привык к властному зову желания, восстававшего против рассудка каждый раз, когда он видел ее, но теперь в их общей истории появились темные страницы, и он не мог не думать об этом.

Пикассо и Рамон Пишо поздоровались друг с другом, и Пикассо обнял старого друга. Они с Евой только что вышли из гостиницы и тут же заметили три силуэта на маленькой площади в тени деревьев. Фернанда и Жермена остались сидеть на крашеной скамье у фонтана, а Рамон подошел к ним. Женщины в драматической манере держались за руки. Рамон не стал здороваться с Евой, и Пикассо мгновенно приготовился к обороне. Хотя его предупредили заранее, это не сделало сцену менее напряженной.

– Друг мой, нам нужно поговорить наедине.

– Ева вправе слышать все, что ты собираешься мне сказать.

Стройный бородатый мужчина, которого Пикассо уже давно считал одним из своих ближайших друзей, недоверчиво покосился на Еву и покачал головой.

– Пожалуйста, mon cher ami. Мы приехали издалека.

– Вам не стоило приезжать сюда.

За плечом у Рамона Пишо он видел Фернанду, которая по-прежнему сидела на скамье. Вдруг она заплакала, достала белый кружевной платок и промокнула глаза. «Она всегда была безупречной в своих драматических розыгрышах», – подумал он.