Она нашла мадам Люто на стремянке в большом гардеробном чулане за кулисами. Она рылась в шляпах, перьевых горжетках и всевозможных костюмах с блестками и стеклярусом, разлетавшихся в разные стороны и дождем падавших на пол. Ева немного постояла, сжимая и разжимая кулаки, чтобы успокоиться.

– Мадам, можно с вами поговорить?

– Не сейчас. Мне нужно найти котелок для нового певца. Он выступает первым номером в новой программе, а Алан забрал свой костюм с собой после того, как мсье Оллер уволил его сегодня утром.

– В сундуке за гримерными столиками есть котелок, я еще вчера видела его.

Мадам Люто смерила Еву взглядом и слезла со стремянки. Жесткое выражение ее лица немного смягчилось.

– Ты настоящая спасительница, Марсель. Никогда не перестаешь удивлять нас, – она облегченно вздохнула и одарила Еву искренней улыбкой. – Сейчас я могу сказать, что не знаю, как бы обходились без тебя.

– Боюсь, мадам, поэтому я и пришла сюда.

Улыбка мадам Люто мгновенно исчезла, и их взгляды встретились.

– Тебе нужно очередное повышение зарплаты? Это все, чего ты хочешь?

– Мне не нужны деньги. Только свобода. Я вам безмерно благодарна за все.

– Не шути со мной. Это совсем не смешно.

– Прошу прощения мадам, я вовсе не собиралась шутить, – поспешно заверила Ева. – Я многому здесь научилась и радовалась каждому дню. Но теперь я влюбилась, и мы с моим возлюбленным собираемся уехать. Надеюсь, вы будете за меня рады.

Ева слышала умоляющие нотки в своем голосе, но не могла от них избавиться. Пожилая женщина фыркнула, словно не могла поверить собственным ушам.

– Если ты здесь многому научилась, то разве не поняла, что любовь – это вещь ненадежная? Разве ты не узнала, что любовь переменчива, как и все остальное? Кто бы ни вскружил тебе голову, он вряд ли имеет серьезные намерения, а тем более хочет сделать тебя респектабельной женщиной. Что за мужчина может увезти тебя из Парижа, не женившись на тебе?

– Но он сделал мне предложение.

– Женщины любят сладкие песни и становятся податливыми.

Эти слова уязвили Еву, и она перешла к более решительной обороне.

– Мадам Люто, мне жаль, если вам пришлось узнать это на собственном опыте, но Пикассо не такой человек.

– Ты уезжаешь с Пабло Пикассо.

– Да, и скоро выйду за него замуж.

– У тебя есть обручальное кольцо?

– Еще нет, но будет.

– Обещания – это лишь пустые слова, Марсель, особенно от такого повесы, как он.

Ева задержала дыхание, решившись промолчать. Она боялась сказать что-то, о чем потом пожалела бы. Мадам Люто не хочет задеть ее; она просто не знает Пикассо.

– Моя новая ассистентка Сюзанна – очень способная девушка. Она станет мне прекрасной заменой.

– Нет, она еще не доросла до этого. Все мы здесь во многом полагаемся на тебя.

Ева была удивлена, услышав намек на мольбу, пробившийся через внешнюю оболочку гнева.

– Я тоже обрела себя здесь, среди вас. Это было первое место, где я чувствовала себя по-настоящему нужной и где меня искренне ценили. «Мулен Руж» изменил мою жизнь, и я буду вечно благодарна вам. Но я всем сердцем люблю Пабло и хочу быть рядом с ним.

Ева почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, когда мадам Люто смотрела на нее в неловкой тишине. Секунду спустя выражение ее лица снова смягчилось.

– Я сердита, Марсель, но я благоразумная женщина. Если ты чувствуешь, что должна, поезжай с ним, но здесь для тебя всегда будет открыта дверь. Хотя мне неприятно это признать, на самом деле я немного завидую тебе: ты умело воспользовалась предоставившимися тебе возможностями. Только посмотри, что с тобой произошло!

– Благодарю вас, мадам.

Гардеробщица взяла Еву за руку и крепко пожала ее.

– Теперь ты можешь называть меня Шарлоттой, поскольку подозреваю, что когда мы встретимся в следующий раз, к тебе нужно будет обращаться «мадам». Тогда мы будем на равных. Желаю удачи, дорогая. Думаю, теперь тебе предстоит настоящее приключение.

Ева погрузилась в глубокий сон без сновидений, убаюканная ритмичным перестуком колес в мерно раскачивавшемся вагоне. Когда она проснулась, то увидела, что Пикассо читает книгу Гертруды Стайн «Три жизни» и медленно водит пальцем по строчкам. Чтение на других языках, кроме испанского, давалось ему с гораздо большим трудом, чем устная речь. Ева улыбнулась при мысли о том, что сейчас, когда он думает, что никто не видит его, он выглядит как ребенок. Он великолепно смотрелся в твидовом костюме и бордовом шелковом галстуке, с тщательно причесанными и напомаженными волосами.

Проводник в темной униформе с латунными пуговицами и в фуражке с поклоном приблизился к ним.

– Мы скоро прибудем, мсье Пикассо. На станции готов автомобиль, который отвезет вас и мадам в Сере.

Пикассо оторвался от книги, когда они почувствовали, что поезд замедляет ход и начинает тормозить.

– Merci beaucoup[59], мсье.

– Он считает меня твоей женой.

– Так и будет, – пообещал Пикассо, захлопнув книгу и наклонившись, чтобы поцеловать ее.

– Не на людях, Пабло! – она ахнула и почувствовала, как к щекам приливает краска. – Все же смотрят!

– Почему бы и нет, ma jolie? Разве мы не вместе и не влюблены друг в друга?

– До тех пор, пока ты хочешь видеть меня рядом с собой.

Пикассо более сдержанно поцеловал ее в щеку.

– Сама увидишь, здесь все по-другому. Жизнь более спокойная и размеренная, чем в Париже. В Сере мы с тобой будем только вдвоем.

Мысль о лете, которое будет принадлежать только ей и Пикассо, казалась невероятно заманчивой. Скрип тормозов становился все громче, и пассажиры вокруг них начали собирать свои пожитки, потягиваться после долгой поездки и надевать шляпки, перчатки и котелки.

Ева посмотрела в окно на совершенно незнакомый пейзаж предгорий Пиренейского хребта с полями, деревьями и безбрежным горизонтом, не нарушенным силуэтами домов. Блестящий синий автомобиль с белыми шинами и кожаными сиденьями стоял на гравийном дворе перед станцией. Даже в Париже ей не приходилось ездить в таких элегантных машинах.

Увидев выражение ее лица, Пикассо выпятил грудь и гордо улыбнулся.

– Тебе нужно привыкнуть к подобным вещам, jolie Ева. Теперь они станут частью твоей жизни.

Гостиница «Канижу» на главной площади с булыжной мостовой находилась в старинном каменном доме. Это место, затененное широкими кронами платанов, с журчащим фонтаном перед парадным входом, показалось Еве самым живописным и восхитительным из всех, которые ей приходилось видеть. Все в Сере было по-другому, и она уже почувствовала, что ей стало легче дышать.