Двадцать четыре часа их почти постоянного общения пролетели как одна минута. Значительно раньше, чем ей этого хотелось, она ступила на борт самолета и отправилась в Сан-Франциско, оставив Дэниэла и его команду в Лос-Анджелесе. Правда, она успела заручиться его обещанием, что через три дня они встретятся снова. Это потрясающее событие должно было произойти в понедельник утром в Сан-Франциско. Осознание того, что она увидится с ним опять в самом ближайшем времени, значительно облегчило ее жизнь. Подобным же благотворным образом сказалась на ней и возможность повидаться с близкими.

Прошло уже более четырех месяцев с тех пор, как она последний раз была дома. И мать, и отец приехали в аэропорт, чтобы ее встретить. И встреча, и последовавший за ней вкусный и обильный обед в ее честь превратили прилет Нии в Сан-Франциско в настоящий праздник. Она поведала им обо всех секретах своей работы и рассказала о целях командировки – ей нужно было написать очерк о любителях вышивать шелком. Старинный народный промысел, занятия которым практиковала одна из имевших склонность к изящным искусствам коммун города Сан-Франциско. Ния, разумеется, не забыла упомянуть и о пожаре у себя дома в Кембридже, а под конец не выдержала и рассказала о Дэниэле. Она очень надеялась, что последний пожалует к ним в понедельник вечером на семейный обед. Родители с восторгом приняли ее сообщение об этом. Если у них и были кое-какие сомнения на счет занятий Дэниэла, странным образом совпадавших с деятельностью их прежнего зятя, то они ни словом об этом не обмолвились. В конце концов, их дочь была уже достаточно взрослой женщиной, чтобы самой решать такого рода проблему. К тому же они считали ее весьма неглупой. Тот факт, что она самым банальным образом была счастлива, вполне их устроил.

Остаток дня Ния провела с родителями в Хиллсборо, наслаждаясь домашним уютом. Их просторный дом за долгое время ее отсутствия ничуть не изменился и оставался таким же красивым и комфортабельным, как и в давние дни ее юности, когда она вечно из-за чего-нибудь цапалась с домашними. Теперь же, прогуливаясь по дому и окружавшему его участку, беседуя сначала с матерью, а потом с отцом и братьями, вернувшимися из колледжа, она подмечала красоту и изящество там, где в прежние дни и не подумала бы их искать. Прежде всего в доме ощущалось устоявшееся тепло родительского очага, в нем было, что называется, чувство семьи. В первый раз за многие годы Ния по-настоящему поняла, что является полноправным и любимым членом этого семейства.

Как и было задумано Биллом, в субботу и воскресенье Нии пришлось весьма основательно потрудиться. Она интервьюировала художников и меценатов от искусства и была слишком занята работой, чтобы сосредоточить все свои помыслы на одном только Дэниэле. Воспользовавшись машиной своей матери, она вволю поездила по картинным галереям и мастерским, художественным студиям и всевозможным выставкам, где работали и выставлялись сливки местной художественной элиты. В воскресенье вечером она, конечно, почувствовала, что сильно устала, но материала у нее собралось достаточно много. Так что, определенным образом его организовав и расположив, можно было надеяться создать что-нибудь по-настоящему интересное и даже общественно полезное.

В воскресенье вечером она была приглашена на обед коллегой Билла из числа сотрудников «Вестерн Эдж». Хотя компания оказалась довольно приятной, а поддерживать разговор было нетрудно, Ния в мыслях уже торопила утро понедельника, когда в 10.45 рейсом из Орегона в Сан-Франциско должен был прилететь Дэниэл с командой.

Ния приехала в аэропорт, чтобы встретить Дэниэла, на полчаса раньше указанного в расписании срока. Она уселась на скамейку рядом с выходом и приготовилась терпеливо ждать, когда самолет приземлится. Никто из тех людей, что собрались в зале ожидания, не подумал бы, глядя на эту красивую, мечтательно настроенную женщину, одетую в стильные джинсы и связанный в виде гусарского доломана свитер вишневого цвета, что перед ними весьма острая на язычок, бойкая и популярная журналистка Восточного побережья Штатов.

Никто бы из них, безусловно, не догадался, что она по уши влюблена в Дэниэла Стрэйхена, поскольку она продолжала вести себя крайне тихо и незаметно даже в тот момент, когда первые пассажиры рейса Орегон – Сан-Франциско стали группами и поодиночке просачиваться в зал аэропорта. Она оживилась, и лицо ее осветилось радостной улыбкой только тогда, когда один из пассажиров отделился от группы себе подобных переростков и двинулся в ее сторону. С минуту они стояли лицом друг к другу, тихо бормоча слова приветствия, после чего едва ли не одновременно широко раскинули руки и бросились обниматься. Потом, обхватив один другого за талию, они вышли из зала ожидания в оживленный коридор и направились к выходу и дальше – к стоянке автомобилей.

Их встреча в Лос-Анджелесе являлась едва ли не образцом конспирации. Здесь же, в Сан-Франциско, все произошло совсем по-другому. Между собранием команды, тренировкой, которая, кстати, заняла у Дэниэла несколько дневных часов, и запланированным семейным обедом в Хиллсборо, который родители Нии готовились дать со всей щедростью жителей солнечной Калифорнии, Нии и Дэниэлу удалось обменяться всего лишь парочкой поцелуев, которые, впрочем, от этого не сделались менее сердечными. Ния убедила его остаться на ночь в доме ее родителей, но к концу вечера почти пожалела об этом. У гостиничного номера могло быть множество недостатков, к примеру, ему явно недоставало тепла домашнего очага, зато по части уединенности он бы дал сто очков вперед гостевой комнате в доме ее отца. Для занятий любовью Нии требовалась интимная обстановка. И это свое условие она намеревалась свято соблюдать. Зато как же ей было трудно провожать Дэниэла в отведенные для него покои, зная, что после этого ей придется повернуться и уйти.

Оказавшись у себя в комнате, Ния с чувством чертыхнулась. Черт бы побрал все эти условности! Ведь ее родители отлично знали, что она уже давно не девственница! И лет ей уже почти тридцать! Кого в таком случае все они пытаются обмануть? Мятежный дух Нии пробудился под отчим кровом снова, словно и не было тех долгих лет разлуки, причиной которой во многом были ее детские бунтарские порывы. Решившись, она с легким сердцем сорвала с себя одежду, приняла душ и облачилась в ночную рубашку и халат. Потом, стараясь ступать неслышно, как тень, она прокралась босиком в противоположный конец дома. Даже не постучав в дверь, она вошла в темную комнату и с облегчением защелкнула за собой язычок замка.

Дэниэл лежал в постели на спине, небрежно сбросив простыни к бедрам и обнажив широкую мускулистую грудь. Его правая рука покоилась у него на лице, прикрывая глаза. Ния поняла, что он только что задремал, поскольку его дыхание было глубоким и ровным. Судя по всему, ее приход так и остался для него незамеченным.

Помешкав ровно столько, сколько ей понадобилось времени, чтобы сбросить халат и положить его на стул, она откинула один угол одеяла и скользнула в постель поближе к Дэниэлу. Его тепло мгновенно обволокло ее, словно коконом, и она приникла к Дэниэлу всем своим истосковавшимся по нему телом. Его рука медленно поднялась и обвила ее плечи, сделав союз их двух тел еще более тесным и нерасторжимым. Удивленная до крайности, но весьма довольная, она вскинула украдкой на него глаза и встретила не менее удивленный взгляд с его стороны.