собой только глаза и рот, и белое лицо с полными тьмой глазами. Руки в пленке синего света и весь он…

Мар…

Пальцы тисками сжались на плечах и встряхнули.

– …о-нибудь? Мика! Смотри на меня!

– Мар… Ты пришел… ты при…

Я никак не могла понять, что он хочет, зачем трясет, зачем…

Нетнетнетнет… Уходи… Уходиии… Пожалуйста, уходи, пока не….

*Поздно…*

– Трогала здесь что-нибудь?! Отвечай! – и гневный рык: – В сторону!

Что? Это же моя лопата!

Обезглавленное тело рухнуло туда, откуда поднялось, плеснув на пол черным, следом в восставшего впечатался ослепительно-синий пульсар и что-то еще, такое же слепящее и разрушительное, отчего обычным огнем занялся пол, а в меня, оглушенную ударом о стену, полетел “тлен”.

Одежда развеялась мелкой пылью. Я, совершенно голая, замерла, чувствуя, как проседают под пятками остатки подошв. Рот открылся сам.

– Не орать, не двигаться, не думать. Все потом, – воткнул лопату в пол, сдернул с плеч мантию, всю в искристых сполохах, меня рулетом завернул, и я привычно повисла на некромантском плече.

– Мар… Зачем?... – обреченно прошептала я ему в спину.

– Я обещал, – угрюмо отозвался он, забрал лопату и вышел. Дверь он ногой закрывал, грохнув ею так, что я вздрогнула.

– Мар… Мне страшно.

– Я знаю. Что с глазами?

– Аллергия на ночное видение. Можешь меня поставить?

– Тогда придется бросить лопату, а мы с ней стали удивительно близки…

Там, куда не были обращены мои глаза, явно происходило что-то из ряда вон, потому что Холин весь подобрался, но так и остался стоять взведенной пружиной. Я извернулась, шея хрустнула, но оно того стоило. По другой стороне улицы, совершенно игнорируя уже основательно занявшуюся огнем едальню, мимо нас прошел пожилой господин. Он опускал обратно шляпу, только что поприветствовав Марека, и снова приподнял, когда я на него посмотрела. Аккуратно одетый мертвый господин со следами язв на лице. Потом из соседнего с едальней дома, держа впереди себя корзину с бельем выкатилась пухленькая полугномка и принялась развешивать простыни. У нее язв не было, но и только.

– Идем… через грань, – сказал Холин, и я почувствовала волну дрожи, прошедшую по его телу. Он убрал лопату на пояс, перешел в боевую форму и перехватил меня по-другому. – Обними, а когда я шагну за порог, зови изо всех сил, как… утром в Корре.

– Мар…

– Потому что теперь мне нужен якорь.

– Но если я позову он придет…

– Держи крепче.

Я ткнулась носом в его шею, вдохнула едва уловимый запах карамели, чувствуя, как расправляются за спиной упругие, сотканные из тьмы ленты, как тлеющие перья заполняют меня изнутри и прячут в плотный панцирь снаружи, но…

Там за порогом…

…я всегда буду звать тебя, как утром в Корре, как вчера ночью, сейчас, завтра…

Мар… Где ты?

*Я зде…*

– Здравствуй, брат. Скучал?

– Не особо.

– А я скучал, но мне было чем себя утешить. А тебя она утешала? О, поверь, я знаю, что ты побрезговал, как тогда, с Францеской. Зря, я не против поделиться со старшим братом. Твоя щепетильность в некоторых вопросах как всегда играет мне на руку. Ты сам ее ко мне толкнул. А ведь она так привязана к тебе! Этот поводок не разрушить мертвым железом. Прости, что пришлось тебя наказать, мое сокровище. Но ты заигралась. А теперь – отпусти его.

Мои руки послушно разжались.

Глава 12

О многом ли можно успеть подумать между двумя ударами сердца? Оказывается, очень о многом.

/“Калейдоскоп” – вызывает ложные воспоминания, замещает одни эпизоды другими, нарушает хронологию событий. Может избирательно блокировать образы. Маяк для блока: кодовая фраза…/

/– Это ты ошибаешься, малыш, первой была астра./

/– Ступайте, – проговорил Халатир, – поспите. Еще слишком рано.

Слова отозвались щекотной вибрацией, мурашечной дрожью и внутри все вязало узлом от ощущения знакомой силы, а потом ледяная ладонь коснулась спины./

/– Еще слишком рано, – сказал эльф, стоя в центре рунного круга. – Я как раз там, где должен быть. А вы, Митика?/

/– Это каскад, Дан, новая ступень, но с последнего рывка прошло невозможно мало времени… еще слишком рано!/

/Все, что нас разделяло – выступающий над полом кусок дерева – я перешагнула и даже не заметила. Свет-сфера едва тлела, а кровать стояла именно там, где я думала./

– Мика, что случилось?

Ничего. Пока. Что это за взгляд? Простыня на пол упала? Она такая скользкая... Да и зачем она мне, если есть ваши колени, на них удобнее. И ваши волосы, они такие же гладкие. И ваши губы, они такие… /

/– Спокойной ночи, Мика, – стылый осенний туман. Серый, как обрывки паутинных нитей, что протянулись от моих пальцев…/

/Ну надо же, – хохотнула бездна. – Ты с ним была или представляла? Больше не стану бросать тебя в таком настроении одну. – И свистящий сип: – Хочешь покажу кое-что?/

/– Холин, что тут у тебя за гро… О! А чего это вы почти голые?

– На себя посмотри!

– На мне штаны есть.

– На мне тоже.

– У тебя кровь… Это она тебя? Чем?

– Подбери клыки. Она. Ритуальным клинком.

– Холин? Что с ней?

– Ходит во сне, говорит во сне, во сне выходит за порог. Как по-твоему, что это?/

/– Тогда поговори с ней. Не отталкивай. Если кто и сможет ее удержать – то только ты. И знаешь… Она к тебе пришла в одной простыне, а ты ей слова доброго не сказал, что бы там между вами не произошло.

– Откуда ты…

– Стены тонкие, Мар, и я не человек. Но так, как ты поступил…

– Согласен.

– Что?

– Согласен, надо поговорить./

Весело и красиво, а отовсюду острое торчит.

Между двумя ударами сердца мои руки разжались. Серые паутинные нити потянулись от пальцев к щупальцам привратного знака. Он был тень, я – Заклинатель.

/– Когда я шагну за порог, зови изо всех сил, как утром в Корре. Потому что теперь мне нужен якорь. Держи крепче./

Привратный знак не даст тени вернуться. Он уже умирал, он не пройдет порог. Данное кому-то обещание – слишком ненадежная нить. А у меня этих нитей вон сколько. И я удержу, потому что тоже обещала.

– Отпусти его, – Ясен шагнул ближе, протягивая костистую руку к той