Только приглядевшись, можно было увидеть мелкие свидетельства бедности: наш автобус ехал тридцать минут, не встретившись ни с одной машиной на этом замечательном шоссе, половина людей шла пешком, другая половина ехала на велосипедах, часто вдвоем, каждый участок земли, не использовавшийся под место для жилья или рассад в этой стране, занятой на 80 % горами, был до самых холмов занят посевами, почти все жители были довольно худыми, на улицах светило только несколько фонарей, и все другие наружные лампы горели тускло, исключая те, что освещали дворцы пропаганды. Свет в квартирах экономно контролировался сенсорами движения, сенсорами дневного света и специальными картами. В боулинге в отеле свет над кеглями выключался, если я замешкался и не бросил свой шар, в ресторанах выдавали крошечные салфетки и палочки из нержавеющей стали, чтобы сохранить древесину, а наши гиды ходили в одной и той же нестираной одежде все пять дней. Ирония состояла в том, что этот режим сделал страну самой экологически чистой на планете.

За шесть дней я не заметил ни одной собаки или кошки, потому что люди не могли себе позволить их содержание или уже давно их съели. За пять сотен километров путешествия по этой стране без мяса мы не увидели ни одного козла, овцы или коровы. В одном парке я стал свидетелем того, как мужчина поймал белку, наступил на нее, отрезал хвост и гордо опустил все еще живое и бьющееся в агонии существо в сумку, чтобы съесть на ужин, как стало понятно из его радостных жестов. Было сложно совместить сияющие жилые дома с жителями, гоняющимися за белками на ужин, но таков парадокс КНДР.

Тур был перегружен антиамериканской пропагандой и национализмом, близким к ксенофобии. Нас отвели в бедный дом-музей, где был рожден Ким Ир Сен, рассказали его историю, а затем показали его невероятный четырехэтажный мавзолей, стоящий на площади в сотню тысяч квадратных метров, окруженной рвом. Через мраморный холл длиной в 400 метров мы подошли ко воротам, где мои ботинки протерли, продезинфицировали и высушили перед входом. Нас отвели к монументу Рабочей Партии, кладбищу мучеников Революции и Интернациональной выставке дружбы – зданию, вырубленному в скале Механсан, где в 150 комнатах хранилось 90 000 подарков Великому Вождю, присланных из других стран (почти все они были богатыми и изукрашенными, а из США здесь был только один дар – баскетбольный мяч, подписанный Майклом Джорданом и переданный Государственным секретарем Мадлен Олбрайт).

Нас повезли на долгий тур по ДМЗ (демилитаризованной зоне между Северной и Южной Кореей, шириной в четыре и длиной в 240 километров) в Пханмунджом (где в 1953 году было обговорено и подписано соглашение о перемирии после Корейской войны) и к Бетонному Забору (стене в 250 километров, протянувшейся от моря до моря через весь полуостров, построенной южанами, чтобы, как нам сообщили, «навсегда разделить наши страны». За этой стеной марионетки Юга планируют новое вторжение, так как все предыдущие не увенчались успехом). Следующий день был посвящен музеям – три музея Революции, военный музей (полный самолетов, танков и оружия США, захваченных во время Корейской войны при «трусливом отступлении» американцев) и музей искусства (где висели портреты Великого Вождя в различных героических образах).

Наконец мы добрались до башни Чучхе (воздвигнутой в память о социалистической/конфуцианской философии правления Великого Вождя), до захваченного американского «пиратского судна-шпиона» USS Pueblo, и повсюду, действительно повсюду были портреты, фрески, картины, постеры, растяжки и значки, призывающие граждан бороться и стремиться к светлому будущему, изображающие Великого Вождя, убеждающего крестьян производить больше зерна, рабочих – больше техники, шахтеров – выкапывать больше угля и стали, солдат – быть готовыми сражаться с империалистическими врагами, а детей – рьяно защищать будущее государства.

Даже еда была здесь частью пропаганды. Возможно, северные корейцы считали, что все империалисты обладают волчьим аппетитом, или они хотели показать, что заявления о нехватке еды и голоде в стране были ошибочными, но, так или иначе, каждый раз нас просто пичкали едой, подавая блюда, в три или четыре раза превосходящие пищеварительные возможности обычного человека. На каждый обед, ужин и даже завтрак нам подавали суп, как минимум пять видов овощей, рыбное блюдо, куриное блюдо, свиное или утиное блюдо, а также кучу других угощений, от острых кальмаров до соевой запеканки, от стеклянной лапши до яичницы, от сосисок до картофельных блинов, и так далее и так далее. Ваш покорный империалист набрал пять килограммов за шесть дней.

Даже великолепный фестиваль «Ариран» (известный также как Массовые Игры) имел функции пропаганды, но, несмотря на это, он был самым прекрасным шоу на Земле. В нем участвовало сто тысяч студентов, солдат, танцоров, певцов, акробатов, гимнастов, мастеров боевых искусств и мило наряженных детей. Они выступали все вместе в поразительном унисоне. Двадцать тысяч студентов, сидевших на дальней стороне стадиона, практиковались три месяца в использовании ярких карточек, и никогда я не видел подобной слаженности. За две секунды от одной стороны стадиона до другой и дальше к самой арене прокатилась волна, и тысячи танцоров и гимнастов в великолепных костюмах начали двигаться вместе без единой ошибки, а затем внезапно пропали в темноте. Истинной целью фестиваля, кроме того, чтобы впечатлить зрителей и привлечь иностранный капитал, было показать гражданам Северной Кореи силу коллективного взаимодействия, дисциплины и подчинения обществу, которые, по коммунистическим заветам Великого Вождя, приводили к значительным результатам. Это представление, где лишь одна ошибка или сбой ритма одного исполнителя может испортить весь эффект. Ошибкам не было места в стране Великого Вождя, поэтому никто их и не совершал.

Неприятный аспект нашего путешествия состоял в том, что ко мне, Деннису и всем остальным американским туристам относились как к разносчикам заразы – заразы под названием «информация», и нас оградили от любых контактов с местными жителями, иначе мы могли бы передать им западные идеи и знания о мире снаружи.

Северная Корея – самая закрытая страна на планете, она стоит на 196-м месте из 196 позиций в исследовании свободы печати. Весь доступ к информации из зарубежных стран или о них жестко контролируется правительством – здесь нет ни «Твиттера», ни «Фейсбука», ни «Ютуба», только «Яркая Звезда», на которой хранятся официальные документы и прошедшие цензуру новости. Из 25 миллионов жителей лишь несколько тысяч представителей высшей элиты имеют доступ к Интернету. По телевизору показывают только правительственные каналы с их односторонними новостями и патриотической пропагандой. Частное радио находится вне закона, но правительство все равно сбивает международные передачи, на всякий случай. Туристов обыскивают на предмет наличия неправильной литературы, CD-дисков, а телефоны забирают на время всего визита. Запрещено частное пользование факсами. Ксероксы и принтеры находятся под пристальным наблюдением, чтобы исключить возможность размножения и распространения запрещенной информации. За шесть месяцев до моего приезда на одном заводе публично расстреляли служащего, который спрашивал по телефону у кого-то из Южной Кореи о ценах на рис.

Режим жестко контролирует поток информации, так как правительство не хочет, чтобы граждане поняли преимущества демократии, узнали, как сильно они отстали от всего остального мира и в какой бедности они живут, чтобы они осознали, что их родственники с «Юга» не рылись в помойках и не ели крыс на ужин, как было принято считать, и что мир относился к их обожаемому лидеру как к непредсказуемому избалованному ребенку и опасному психу.