— Ну, ладно, — сказала она теперь. — Вроде все нормально. Ну что ж, дорогая моя, вперед, за Святого Георга, за Гарри и за Англию.

Этот боевой клич был совершенно не к месту, к тому же бабушка его безбожно переврала, но кто осмелился бы сказать ей об этом? Они разделились и отправились каждая на свой конец улицы.

Дом номер двенадцать стоял несколько особняком; это было небольшое строение с приплюснутой крышей из рифленого железа и викторианской узорной чугунной решеткой под карнизом. Сад перед домом был крохотным, шагов пять в поперечнике, но георгины в нем цвели вовсю. Изабелла решительно зашагала по дорожке, прикрикнув на тявкающего фокстерьера, который скалился на нее с веранды; тот сразу замолчал. Она всегда находила общий язык с собаками и лошадьми.

Хозяйка подошла к двери и, прежде чем открыть, долго и подозрительно рассматривала Изабеллу через глазок. Ее волосы были накручены на желтые пластмассовые бигуди.

— Да? Что вам угодно?

— Меня зовут Изабелла Кортни, я кандидат от националистической партии на дополнительных выборах, которые состоятся в нашем округе в следующем месяце. Вы могли бы уделить мне несколько минут?

— Я сейчас. — Женщина исчезла и вскоре вновь появилась в платке, наброшенном поверх бигудей.

— Мы поддерживаем объединенную партию, — заявила она, но Изабелла тут же ее отвлекла.

— Какие изумительные георгины!

Этот район был бастионом оппозиции. Изабелла только начинала свою политическую карьеру. И, как новичку, ей никогда бы не позволили баллотироваться в благополучном для националистов округе. Такие места были зарезервированы для других, более опытных бойцов, уже доказавших свою надежность. Более того, понадобилось все влияние бабушки, весь ее дар убеждения, наряду с настойчивостью и чарами самой Изабеллы, чтобы получить разрешение от партийных боссов даже на эту заранее обреченную на неудачу попытку. Лучшее, на что могла надеяться Изабелла, это на поражение в более упорной борьбе, нежели ее предшественники. Бабушка поставила перед ней вполне конкретную задачу. На последних всеобщих выборах объединенная партия победила в этом округе с перевесом в пять тысяч голосов.

— Если нам удастся сократить отставание до трех тысяч, тогда на следующих выборах мы сможем выбить для тебя более перспективный округ.

При виде того восхищения, которое вызвали у Изабеллы ее ненаглядные георгины, хозяйка смягчилась.

— Мне можно войти? — Изабелла одарила ее своей самой очаровательной и неотразимой улыбкой, и женщина неохотно отошла в сторону.

— Ну, если только на несколько минут.

— Кем работает ваш муж?

— Он автомеханик.

— А что он думает о конкуренции со стороны черных профсоюзов? — Изабелла попала в самую точку; лицо ее собеседницы сразу же посуровело. Речь шла о самом выживании их семьи, о хлебе для ее детей.

— Не желаете ли выпить чашечку кофе, миссис Кортни? — предложила она, и Изабелла намеренно не стала поправлять форму ее обращения.

Пятнадцать минут спустя она распрощалась с хозяйкой дома и зашагала обратно по короткой садовой дорожке. Она неукоснительно придерживалась бабушкиного принципа: «Будь убедителен, но краток».

Она почувствовала прилив бодрости. Ее жертва начала с категорического «нет», но под напором логики Изабеллы достала копию списка избирателей и сделала соответствующую пометку.

— Одним меньше, — прошептала она. — Осталось еще две тысячи.

Она пересекла улицу и остановилась у двери дома номер одиннадцать. Ей открыл маленький мальчик.

— А твоя мама дома?

Мальчик оказался веснушчатым карапузом с курчавыми белокурыми волосами и липкими губами. Он держал в руке недоеденный кусок хлеба с повидлом и застенчиво улыбался. Ему было не меньше пяти, но она тут же подумала о Никки, и это добавило ей решимости.

— Я Изабелла Кортни, — сообщила она его матери, когда та подошла к двери, — кандидат от националистической партии на дополнительных выборах, которые состоятся в вашем округе в следующем месяце.

После третьего визита она, к своему вящему удивлению, обнаружила; что это занятие начинает ей нравится. Перед ней открылась совершенно иная сторона жизни, о существовании которой она прежде даже не подозревала. Она почувствовала симпатию к этим простым людям, ей становились близки и понятны их заботы и опасения, их образ жизни, столь отличный от ее собственного.

«Кому много дано, с того и спрос особый». Как часто слышала она от отца эти слова. «Noblesse oblige»[9], как говорят французы. Она никогда особо над этим не задумывалась, но ей казалось, что она понимает, о чем идет речь. Разумеется, все это оставалось для нее чистой абстракцией. До сих пор она была слишком занята собой. Ее собственные потребности и желания не оставляли места для мыслей и забот о других людях, особенно таких незначительных, как эти.

Но теперь она ощутила, что ее как будто тянет к ним. Они нравились ей, хотелось понять их, помочь им, защитить от жизненных невзгод.

Может быть, я немного размякла, когда стала матерью, подумала она, и тут же к ней вернулась вся боль ее утраты. Может, это продолжение ее материнских чувств, своего рода попытка компенсировать потерю сына? Этого она не знала, да это, в сущности, и не имело значения. Главное, что ей в самом деле хотелось помочь этим людям. Она вдруг поняла, что очень хочет стать депутатом парламента и посвятить все свое время и все свои способности заботе о них.

И она искренне огорчилась, когда после восьмого визита взглянула на часы и обнаружила, что пора закругляться и бабушка, наверно, ее уже ждет.

В самом деле, Сантэн поджидала ее на углу в условленном месте. Она выглядела свежей и бодрой, буквально излучая энергию, явно несвойственную ее возрасту.

— Ну, как успехи, Белла? — деловито осведомилась она. — Скольких навестила?

— Восьмерых, — самодовольно сообщила ей Белла. — Два «да» и одно «возможно». А как у тебя, бабушка?

— Четырнадцать визитов и пять «да». Я не считаю всякие там «возможно» или «не исключено». Для меня есть только «да» и «нет».

Она взяла Изабеллу под руку, и как раз в эту минуту из-за угла показался желтый «даймлер» и притормозил рядом с ними.

— А теперь, как только мы доберемся до дома, ты пошлешь каждому из них открытку, лично тобой надписанную. — Надеюсь, ты записала имена и возраст их детей и прочие детали о каждом, кого ты посетила?

— Мне что, придется написать им всем?

— Без исключения, — подтвердила Сантэн. — Всем «да», «нет» и «возможно». А потом, за несколько дней до голосования, мы пошлем им еще по открытке, просто чтобы напомнить о себе.

— Ты превращаешь избирательную компанию в жутко тяжелую работу, — запротестовала Изабелла.