Вечер пролетел незаметно. Некоторые ребята откололись от их тесной компании, чтобы искупаться в бассейне. Разделись догола и бросились в чистую прозрачную воду. Они плескались, брызгались и весело смеялись.

Рейли сидел чуть поодаль, рядом с Викки Гамой, внимательно наблюдая за этой сценой. От него не укрылось то, как Майкл смотрел на обнаженных мальчиков, и он сказал Викки:

— Я хочу, чтобы ты задержала его здесь на ночь. — Она кивнула. — Ему нравятся мальчики. У тебя найдется кто-нибудь для него?

Она тихо рассмеялась.

— Он может выбрать, кого захочет. Мои ребята сделают все, что я им прикажу.

Она встала, подошла к Майклу и положила руку ему на плечо.

— А почему бы тебе не написать свои статьи здесь? Переночуешь у нас. Наверху у меня есть пишущая машинка, ты можешь ею воспользоваться. И завтрашний день можешь провести с нами. Мальчикам ты понравился, и они еще много чего могут порассказать.

Пальцы Майкла летали над клавиатурой машинки подобно пальцам музыканта, исполняющего бурное аллегро; слова словно по волшебству возникали на чистом листе бумаги, выстраиваясь в сомкнутые ряды, как воины, готовые ринуться в бой по первому его приказу. Статья писалась сама собой. И когда Майкл перечитывал написанное, его глаза слезились вовсе не от дыма, кольцами поднимавшегося к потолку от сигареты, которую он не выпускал изо рта. Ему крайне редко доводилось испытывать подобное ощущение огромной важности и непреходящего значения того, что ему удалось написать. В глубине души он знал, что наконец-то смог выразить самое сокровенное. Именно такой должна предстать перед миром история «детей апартеида».

Он закончил статью, которая, как он теперь твердо знал, была лишь первой из серии, обещавшей стать его журналистским триумфом, и обнаружил, что весь дрожит от возбуждения. Взглянул на часы; дело шло к полуночи, но он знал, что не сможет уснуть. Статья еще бурлила у него в крови и ударяла в голову, подобно крепкому шампанскому.

Он вздрогнул, услышав робкий стук в дверь. Тихо произнес на коса:

— Открыто. Войдите! — В спальню вошел один из его новых знакомых. На парне не было ничего, кроме синих футбольных трусов.

— Я слышал, как ты печатаешь, — сказал он. — Я подумал, может быть, ты захочешь, чтобы я принес тебе чашку чая.

Это был юноша, которым Майкл больше всего восхищался, когда тот плавал в бассейне. Еще тогда он сказал Майклу, что ему шестнадцать лет. Он был похож на большого черного кота, которого страшно хотелось погладить по его гладкой, лоснящейся коже.

— Спасибо, — Майкл почувствовал, что голос его звучит хрипло. — Мне бы этого очень хотелось.

— Что ты пишешь? — Юноша подошел к нему сзади и наклонился через него, чтобы прочесть лежавшую на столе страницу. — Это то, что я тебе рассказывал?

— Да, — пробормотал Майкл. Парень положил руку ему на плечо и заглянул Майклу в глаза с застенчивой улыбкой. Лица Майкла коснулось его теплое дыхание.

— Ты мне нравишься, — произнес он.

Они сидели рядом у бассейна, купаясь в лучах утреннего солнца, и Рейли Табака читал его статью. Прочитав ее до конца, он долго молчал, теребя в руках страницы рукописи.

— У тебя особый дар, — сказал он наконец. — Никогда в жизни я не читал такой сильной вещи. Но ты явно перегнул палку. Ты не сможешь это опубликовать.

— В этой стране, конечно, не смогу, — согласился Майкл. — Лондонская «Гардиан» попросила меня передать статью им.

— Да, там эта публикация принесет огромную пользу, — кивнул Рейли. — Прими мои поздравления. Такие статьи превращают пули угнетателей в воду. Ты должен как можно быстрее закончить весь цикл. Останься хотя бы еще на одну ночь. Похоже, что тебе лучше работается, когда ты рядом со своими героями.

Когда Майкл проснулся, он не сразу сообразил, что именно его потревожило. Он протянул руку и коснулся теплого гладкого тела парня, лежавшего подле него. Тот что-то пробормотал и, не просыпаясь, перевернулся на другой бок. Его рука опустилась Майклу на грудь.

Затем звук, разбудивший Майкла, повторился вновь. Это был очень слабый звук, который доносился с нижнего этажа, причем откуда-то с дальнего конца дома. Он был похож на крик невыносимой боли.

Майкл осторожно приподнял руку спящего мальчика со своей груди и выскользнул из-под нее. Сквозь открытое окно светила луна, и этого света ему было достаточно, чтобы отыскать штаны.

Тихо пересек спальню и вышел в коридор. Прокрался к лестнице и замер, прислушиваясь. Вновь услыхал тот же самый звук; теперь он прозвучал гораздо громче, дикий, отчаянный вопль, похожий на крик морской птицы; за ним последовал резкий щелчок, происхождение которого Майкл не смог определить.

Он стал спускаться по лестнице, но чей-то голос остановил его прежде, чем он добрался до нижних ступенек.

— Майкл. Что ты здесь делаешь? — Голос Рейли Табаки звучал резко и осуждающе; Майкл вздрогнул и виновато оглянулся. Рейли, облаченный в халат, стоял на лестничной площадке и смотрел на него.

— Я что-то услышал. Что-то похожее на…

— Тебе послышалось. Возвращайся в свою комнату, Майкл.

— Но мне кажется, я слышал…

— Иди в свою комнату! — Рейли не повышал голоса, но Майкл понял, что это приказ, которому он обязан подчиниться. Повернулся и стал подниматься обратно. Когда он проходил мимо Рейли, тот коснулся его руки.

— Иногда по ночам людям мерещатся странные звуки. Ты не слышал ничего особенного, Майкл. Может, это была чайка — или ветер. Постарайся уснуть. Утром мы все обсудим.

Рейли дождался, пока Майкл вернется в свою спальню и закроет за собой дверь; затем сбежал вниз по лестнице. Направился прямо к кухне и распахнул дверь.

Посередине кафельного пола стояла Виктория Гама, черная Эвита, мать народов, обнаженная по пояс. Ее грудь была безупречной формы. Гладкая, как бархат, черная, как соболий мех, большая, как спелые дыни тсама, растущие в пустыне Калахари.

В правой руке она держала гибкий хлыст из высушенной шкуры гиппопотама, ужасную африканскую плеть «шамбок». Тонкую, как палец Викки, и длиной с ее руку. В другой руке — стакан. Когда Рейли ворвался в комнату, она как раз пила из него. Бутылка с джином стояла на раковине позади нее.

Вместе с ней в кухне были двое парней из «Гама Атлетике Клаб», самые старшие и рослые из всех ее телохранителей, обоим лет по семнадцать. Тоже голые по пояс. Они стояли по разные концы длинного кухонного стола и держали обнаженное тело, привязанное к нему.

Судя по всему, порка продолжалась уже довольно долго. Следы от ударов, вздувшиеся и багровые, покрывали всю спину жертвы, резко выделяясь на фоне блестящей черной кожи. Некоторые удары рассекли кожу, и из ран сочилась кровь. Под телом образовалась уже целая лужа, кровь стекала со стола и капала на кафельный пол кухни.