возвращение южных баронов на позиции 1209 года. В Каркассоне правил Транкавель, а в Памье — граф Фуа. Сыновья сеньора Кабаре обосновались в замке отца. Тулуза восстановили свои виноградники и отстроили мосты. Крестовый поход был несчастьем, которое вскоре забылось.

Однако Амори ничего не забыл. Его первой целью по возвращении на север было найти спонсора, чтобы отомстить за проигранный крестовый поход. Король Франции был единственным возможным выбором. Теперь, когда Людовик VIII прочно обосновался на французском троне, у него нашлось время понять то, что проигнорировал его отец: новые возможности Капетингской монархии лежат не на севере, а а на юге, с его богатой торговлей и политической слабостью, а также стратегическим положением, которое однажды позволит его преемникам свергнуть владычество Плантагенетов. В феврале Амори повторил свое предложение передать свои права в Лангедоке короне, и Людовик его принял. Сотрудничество Папы было необходимо, но никаких трудностей на этот счет не предвиделось; Гонорий уже несколько месяцев почти истерически убеждал его вторгнуться в Лангедок. Три французских епископа уже были отправлены в Рим со списком условий Людовика. По сути, король требовал у Гонория предоставить в его распоряжение богатство и моральный авторитет Церкви. Король и его армия должны были пользоваться индульгенциями крестоносцев. Его враги должны были быть отлучены от Церкви, как и те его собственные вассалы, которые не пойдут с ним в поход или не пришлют за себя замену. Людовик отметил, что расходы будут большими, и Церковь должна будет внести свой вклад в это дело; была названа сумма в 60.000 ливров в год в течение десяти лет. Ожидая положительного ответа, Людовик приступил к подготовке экспедиции. Он написал жителям Нарбона, призывая их продержаться против Раймунда VII еще несколько месяцев и обещая, что помощь не заставит себя долго ждать. Король ожидал, что армия вторжения соберется в мае.

Однако Людовик был поражен и смущен, получив в конце апреля письмо от Папы, в котором тот отвергал его условия и объявлял о резком изменении плана. Это волевое решение понтифика не было совершенно неожиданным. За последний год мысли Гонория о Лангедоке метались из одной крайности в другую, а продолжение крестового похода после унизительного поражения Амори де Монфора начинало казаться все более бессмысленным. Оставался еще вопрос о ближневосточном крестовом походе, который император Фридрих II неоднократно обещал возглавить и неоднократно откладывал. Теперь же было объявлено, что его отъезд неизбежен. В конце марта Гонорий принял решение. Он отозвал легата Конрада, который как раз собирался отправиться во Францию, и дал ему новые инструкции. Вместо того чтобы согласиться на все, о чем просил Людовик, Папа объявил, что Альбигойский крестовый поход придется отложить. Но, добавил Гонорий с необыкновенной наивностью, он надеялся, что король будет сохранять свою угрожающую позицию как можно дольше, чтобы побудить Раймунда VII подчиниться условиям Церкви. Людовик был в ярости. 5 мая, в день, назначенный для отправки экспедиции, он вызвал Конрада на собрание прелатов и баронов в Париже и публично умыл руки. Никогда больше, сказал он остолбеневшему легату, эта тема не должна упоминаться в его присутствии.

Решение Папы стало жестоким разочарованием для Амори. Поскольку запланированный крестовый поход не состоялся, он получил право возобновить свои претензии на графство Тулуза, и в течение лета предпринимал упорные попытки саботировать переговоры Раймунда VII с Церковью. Горечь и обида, безусловно, сыграли свою роль в поведении Амори, но даже он не мог рассчитывать на возвращение завоеваний своего отца на гребне новой волны крестоносного энтузиазма. Мало сомнений в том, что он действовал в интересах французского короля, который, несмотря на свои гневные слова, не собирался лишаться своей добычи. В июле он обратился с письмом к южным епископам, собравшимся в Монпелье, и самым решительным образом призвал их не заключать мира с Раймундом VII. Когда епископы проигнорировали его требование и составили временный договор с Раймундом, Амори направил свои протесты в Рим. В конце года в Латеран было отправлено королевское посольство в состав которого входил дядя Амори, Ги де Монфор. Посольство произвело нужный эффект на колеблющегося старого Папу, и в декабре английские послы при папском дворе отметили, что все срочные дела откладываются, пока коллегия кардиналов ведет дебаты. Что думало большинство кардиналов, неизвестно, но у двух английских агентов сложилось впечатление, что sanior pars (здравомыслящая часть) кардиналов благоволит Раймунду VII, и это впечатление, которое если и было верным, то к началу нового года, безусловно, перестало быть таковым. Аргументация коллегии была несколько спорной даже в то время, но, судя по всему, изменение ее мнения было делом рук ярого меньшинства южных епископов. Они решительно возражали против примирения Раймунда с Церковью, как кажется, главным образом потому, что боялись потерять обширные владения, которые они приобрели в результате крестового похода. Они утверждали, что Раймунд не прекратил преследовать духовенство и присваивать церковное имущество. Распространились скандальные памфлеты, в которых архиепископ Арля, главный защитник Раймунда среди южных епископов, обвинялся в получении взяток. Поскольку архиепископ вместе с другими эмиссарами графа был вынужден покинуть Рим в декабре после двух безрезультатных месяцев пребывания в городе, опровергнуть эту клевету было некому. К февралю настроение Гонория вернулось к тому, что было в начале 1224 года. Год был потерян, но еще не поздно было возобновить проект, столь явно дорогой сердцу французского короля.

Поскольку Конрад фон Урах находился в Германии, требовалось назначить нового легата. В феврале 1225 года выбор Гонория пал на Романо Франджипани, кардинала Сант-Анджело, "человека высокого происхождения и честности, добросовестного и настойчивого… в котором мы полностью уверены". Мнение Папы было справедливым, но Романо не был миротворцем. В отличие от своих предшественников, которые часто были бюрократами или юристами, он был членом одной из великих дворянских семей Рима, церковным гранд-сеньором с суровыми, авторитарными манерами. Уже через несколько недель после своего прибытия во Францию он спровоцировал серьезные беспорядки в Париже, собственными руками сломав печать университета, руководители которого были ему неприятны. Однако, несмотря на свою удивительную способность наживать врагов, Романо оказался бесценным помощником Людовика VIII. Он стал почетным членом королевской семьи, следовал за королем в его путешествиях, принимал активное участие в политических делах монархии и приобрел значительное влияние. В Риме его убедительный голос привлек двух Пап подряд в союзники Капетингов против Плантагенетов. Этому волевому человеку не потребовалось много времени, чтобы решить, что Лангедок должен быть присоединен к французской короне.

Осенью 1225 года Романо призвал Амори и Раймунда VII предстать перед поместным Собором в Бурже 30 ноября. Шесть архиепископов, а также епископы и аббаты из девяти провинций собрались в надежде увидеть решительное разрешение спора, и они не были разочарованы. Раймунд выступил первым. Он пообещал удовлетворить все