Андрей поглаживает меня, просунув руку под халат. Словно норовистую лошадь успокаивает, приручает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Меня машина сбила. Сволочь пьяная за рулем сидела — почти двенадцать лет прошло, — морщусь я. — Сбил меня, и уехал. Потому и пьяных ненавижу! Почка отказала, одна — полностью, вторая работает, но плохо. До сих пор со мной. Вот по больницам и моталась, но смогли пересадку сделать. За границей, правда. У меня группа крови редкая — четвертая отрицательная, да и не так у нас трансплантология развита.

— Я и не знал, — Андрей еще сильнее прижимает меня к себе. Но не больно. Обычно он гораздо меньше силу контролирует, и приходится ему напоминать, чтобы помягче был. — Так у тебя и сейчас одна почка плохо работает? И нужна пересадка?

— Нет, — фыркаю я, оборачиваюсь, и целую Андрея. — Она слабее той, которую пересадили, но жить буду! Если меня снова машина не собьет.

— Найти бы этого… эту тварь, и тоже переехать, — Андрей напрягается, и сжимает кулаки за моей спиной. Чувствую это по напрягшимся мускулам, по натянутым жилам, и мне приятна его злость. В кои-то веки. — Как вообще можно сбить ребенка, и уехать?

— Вот и я не знаю — как, — вздыхаю я.

До сих пор не знаю.

Хоть изнасилования и не случилось в физическом смысле, но на душе было паршиво. Будто о меня ноги вытерли, использовали, испортили…

Впрочем, рыдать и страдать я не стала. Пересилила себя, и продолжила жить! Нельзя позволять себя растоптать, нельзя разрешать темноте брать верх. И в борьбе с испугом и хандрой весьма помог приближающийся Новый Год.

Разумеется, я больше не работала в кафе — даже спорить с Андреем не стала, когда он безапелляционно заявил, что на работу к Армену я больше не выйду. Саму не тянуло в это место больше, а после праздников займусь чем-нибудь другим, и параллельно на курсы запишусь.

Тридцать первое декабря. Я встретилась с подругами, и мы поздравили друг друга, обменявшись подарками. Однако, долго развлекать друг друга беседой не получилось — мне позвонили по поводу так волновавшего меня подарка для Андрея, и я, извинившись перед девочками, ушла. Мастер, итак, пошел мне навстречу, взявшись за такой короткий срок выполнить заказ.

— Какая красота! — выдыхаю я, рассматривая подвеску с гравировкой. — Спасибо!

Пожилой мастер подмигнул мне, и я покраснела. Ну да, слишком высокопарно звучит та фраза, которую я просила выгравировать на обратной стороне кулоне в виде компаса: «Свет приведет тебя на верную дорогу», но именно этого я и хочу для Андрея.

Я долго выбирала подарок, и дотянула до самого крайнего срока. Хотелось подарить Андрею нечто особенное, ценное и дорогое. Но я как-то взглянула на его часы от известной фирмы, посмотрела в интернете, сколько они стоят… и поняла, что на дорогой подарок не заработаю, проживи я даже несколько жизней. Впрочем, и цепочка, и кулон из серебра весьма ударили по моему карману, но я не жалела.

Иду домой, и понимаю: не дождусь ночи! Сейчас подарю, руки горят.

Перед дверью хихикаю, включаю камеру, и тихо произношу:

— Это видео для потомков… надеюсь, они у нас с Андреем будут общими. Дорогие дети, сейчас я буду впервые поздравлять вашего папу с Новым Годом, который еще не наступил. Но маме неймется! Ваш папа еще не слышал от меня слов любви, и сам мне их не говорил, но… пора брать дело в свои руки!

Дверь была открыта, что для Андрея нехарактерно, и я, выставив телефон перед собой, иду по коридору, чувствуя себя хулиганкой. Захожу на кухню.

У окна стоит Андрей, а спиной ко мне стоит огромный мужчина. Не уверена, видит ли меня Андрей, но я вижу прекрасно, и раздражаюсь, что мой план терпит крах. А я так хотела романтичное видео…

А в следующий момент Андрей резким жестом хватает пистолет, и стреляет.

И мужчина валится на пол прямо перед моими ногами.

Мертвый.

Опускаю руку с телефоном, и понимаю, что видео это никаким потомкам показывать не следует. Снова подношу к лицу телефон, и останавливаю запись. Мысли какие-то вялые, отстраненные, словно это все не со мной происходит.

Словно я фильм смотрю.

— Черт… ты же говорила, что надолго! Марина, давай Антон отвезет тебя к подругам? — Андрей подходит ко мне, загораживая от мертвого мужчины, и растекающейся по полу лужи крови. — Я не ждал тебя так скоро, давай же, милая…

Выводит меня из кухни, осторожно приобнимает, а я… не паникую.

Абсолютно спокойна.

Словно ничего и не произошло, словно не в нескольких сантиметров от моих ног только что лежал мужчина.

И это спокойствие пугает. Неужели я свыклась со всем этим? Неужели теперь и для меня в порядке вещей весь этот кошмар? Ведь в прошлый раз я очень смутно видела произошедшее, но та картина так сильно отпечаталась в моем разуме, и еще долго била по мне.

А сейчас… ничего.

— Я в комнате побуду, — говорю я. — Не волнуйся, истерики не будет, но… кто он?

— Может в машине посидишь тогда? — предлагает Андрей, но я отрицательно качаю головой. — Тогда не выходи из комнаты пока.

Андрей набирает кому-то сообщение, а у меня перед глазами предстает картина, как кровь покидает того мужчину, стекает в лужу. Лужа растекается по кухне, по коридору, и сквозь дверные просветы затекает в нашу спальню… и некуда бежать, ведь кровь везде! И Андрей весь в крови, и я…

— Андрей, кто он?

Меня начинает накрывать запоздалая реакция, к горлу подкатывает тошнота, но я стараюсь не подавать вида, что мне плохо.

Хватит уже быть жалкой овечкой!

— Это он пытался тебя изнасиловать, — говорит Андрей, оторвавшись от телефона. — Я же сказал, что найду. Парни привезли его, и я сказал, чтобы тащили ко мне, не думал, что ты так рано вернешься. Только что прочитал сообщения, что ты на подходе… ты точно в порядке? Мне нужно минут пятнадцать, и я вернусь! Светлячок, если ты не в порядке — не молчи, пожалуйста! Только не молчи!

Я кивнула, уверила, что в норме, и едва за Андреем закрылась дверь, рванула в туалет. Снова мутит… склоняюсь над унитазом, и меня начинает выворачивать.