Вытаскиваю пистолет из-за пояса джинсов, и стреляю на выдохе. Точно в сердце. Вепрь падает, и я вижу Марину, которая стояла за его спиной.

Черт.

Отвожу ее в комнату, и зову парней. Забрать-убрать-прибрать… встретили Новый Год, называется! А я ведь хотел устроить Марине нормальный праздник, но…

Не удержался. Тянуть не захотел, и не думал, что она и двух часов с подругами не проведет. Давно ведь не виделась с ними, предупреждала, что надолго.

Захожу в комнату. Марина сидит на кровати растерянная, словно у нее отняли что-то важное и нужное. Это я с ней сделал? Нужно было заставить себя сесть за руль, и встретиться с Вепрем на складах. Не подумал, идиот! А Светлячок только отходить от шока начала…

— Его унесли, — говорю тихо. — Давай переедем? Можем сегодня, хоть сейчас. У меня еще пара квартир есть. Можем Олега выставить, и…

— Родителей арестовали, — Марина меня словно и не слышит. — Мама звонила. У них наркотики нашли… говорит, что не торговали. Не знаю — правда, или нет, не знаю… Что делать, Андрей? Помоги!

Твою мать! Забыл! Отменить хотел, перенести.

Планировал сначала сделать Эдику и Марианне «подарок» на Новый Год — холодную камеру СИЗО, а как с Мариной беда случилась — перенести хотел, но замотался.

И забыл.

Сидит на кровати, чуть пошатывается. Глаза сонные совсем — засыпает на ходу. Марина часто в последнее время почти на ходу засыпает. Стресс, как мне объяснили. Вот и сейчас.

— Ложись спать. Я найду адвоката, — говорю, и укладываю Марину на кровать, закутывая в ее любимый плед.

И чувствую, как вина сжирает меня изнутри.

— А вдруг мама наврала? Я… я люблю их, но и знаю при этом, — бормочет Марина. Кладу ей ладонь на лоб — холодный. Это ведь хорошо? — Наркотики — это ведь легкие деньги, а они с папой их любят. Деньги, в смысле. Не наркотики. Но это ведь мои родители, и я должна…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты не должна, — говорю. — Не сегодня, и не сейчас. Поспи.

Как же я хочу, чтобы Марина не любила своих родителей! Чтобы ненавидела, тогда бы я все рассказал ей! Честно ли это? Не знаю, да и плевать. Но за что она их любит? За то, что они ее родили, и забили, сплавив бабушке? Может… может, и хорошо, что их не будет в ее жизни? Может, смирится, и не узнает даже, что именно я приказал подкинуть им эти сумки с герычем, и оборотней натравил?

Посмотрим. Видно будет за эти пару дней, а пока…

Пока я выжду.

— С Новым Годом, — бормочет Марина, и тянет меня к себе. — Вот подарок, прости, что без упаковки с бантом!

Протягивает мне цепочку, и я беру теплое, согретое Мариной серебро в свою ладонь.

Боже, какой же я выродок!

Марина

— Андрей, меня не пустили! — звоню ему, жалуюсь. — Передачу взяли, хоть половину отдали — запрещено, оказывается, многое. А меня не пустили! Разве они имеют на это право?

Стою на крыльце, смотрю на вдруг опротивевший мне город вокруг. Хоть из дома не выходи!

Надоело все.

— Имеют, — отвечает Андрей после небольшой паузы. — Я же говорил тебе, что не пустят. А передачу бы мои парни отвезли… давай уже домой!

С родителями я разговаривала лишь под Новый Год. Ездила несколько раз, просила свидание, но мне лишь отвечали: «Не положено!». А Андрей лишь глазами бегает на мои просьбы помочь со встречей.

— Адвоката я нашел, — уже в сотый раз говорит Андрей, и я прижимаюсь к нему. — Постарайся не думать о том, что изменить не в силах.

— Ты бы так не говорил, если бы это были твои родители, — бросаю я обиженно, и тут же одергиваю себя.

Вот ведь дура!

— Прости, я не подумала, — обнимаю Андрея, смешиваю свое дыхание с его. — Просто навалилось все вдруг… прости, пожалуйста!

— Хватит извиняться, ты ничего плохого не сказала. И ты права… это ты прости!

Его-то за что прощать? Глупый…

Хмыкаю, забираюсь на Андрея.

— Ты прав! Хватит уже извиняться, — улыбаюсь, и снимаю топ. — Давай лучше займемся чем-то более интересным!

Андрей сразу реагирует на меня, возбуждается. Протягивает ладони, и накрывает мою обнаженную грудь, которая, кажется, немного увеличилась, к моему счастью. Или мне кажется? Зажимает соски между пальцами, легонько трет, заставляя меня кусать губы в предвкушении большего.

Играет, ласкает меня, а образовавшийся в моем животе комок требует, чтобы без прелюдий! Чтобы Андрей просто был ко мне так близко, насколько это возможно! Но раз он хочет поиграть…

Наклоняюсь над мужчиной, провожу языком по шее, и целую. Андрей тяжело сглатывает, а я прокладываю цепочку влажных поцелуев к его груди, лаская ладонями его тело. Провожу ногтями по его животу, и Андрей вздрагивает. Шипит даже… нетерпеливый какой! Любит же, когда я вот так — ноготками, особенно по спине…

Стягиваю с него штаны, обнажая большой эрегированный член, и картинно облизываюсь, взглянув на Андрея. Наклоняюсь, желая взять его в рот, но мужчина не позволяет. Резко переворачивает меня, смотрит в глаза, и накрывает мои губы своими.

— Не сегодня, — шепчет, и стягивает с меня шорты. — Твоя очередь!

Андрей нависает надо мной, дышит тяжело… ну же, давай, сделай это! Я давно готова! Приглашающе раздвигаю ноги, и мужчина проводит рукой там, где все горит. Ласкает, трет чувствительный бугорок, и добивает меня тем, что накрывает мою грудь своими губами. Втягивает в рот сосок, влажно ласкает языком, прикусывает…

— Хватит, Андрей, — стону я. Закидываю ногу на мужчину, пытаясь притянуть его к себе.

Это все хорошо, сводяще с ума, но мало!

Отрывается от моей ноющей груди, улыбается блестящими, влажными губами, и опускается еще ниже. Целует живот, лобок, а затем я ощущаю его губы между своих ног — там, где горячо и влажно. Ласкает меня языком, исследует каждый миллиметр, целует также, как совсем недавно целовал мои губы. Вытворяет уже совсем невообразимые вещи, и я то сжимаю простынь, то прижимаю его голову к своим бедрам, чтобы и не думал прерываться.