— Как река?

— Река скована льдом, товарищ майор.

— Толщина?

— Не меньше полметра.

— Прекрасно! Как накатанность дорог?

— Много переметов. Но в общем сносно. Километров десять можно рысцой.

— Так… Неплохо. Что слышно о полицаях?

— Сведения крестьян верны. До Друти — ни одного. Но ближе к Рогачеву, говорят, рыщут в поисках поросят и самогона.

Алексеев кивнул Колюпанову.

— Слыхал, политрук, чем питаются полицаи? — И сам ответил: — По-ро-ся-ти-ной… Может, прихватим одного в мешок для приманки?.. Как волкам.

— Мы их и без приманки найдем, — ответил Колюпанов.

— Ну, коль так, тогда по коням!

К вечеру следующего дня отряд десантников и партизан достиг лесной деревушки Дедово, что в пяти километрах от железнодорожной станции Тощице, в 20—23 километрах севернее Рогачева. Гуляла метельная ночь. Широко раскачивались и шумели деревья. Сухой снег больно хлестал лица людей. Даже кони гнули под ветром головы. Свернули с дороги под густые ели. Стало заметно теплее. Алексеев и Колюпанов с разведчиками направились в деревню уточнить обстановку. Затем они забрали с собой 20 человек десантников и партизан, на санях поехали к железной дороге. Оставшиеся с разрешения командира отряда завернули в деревню погреться. Ездовые возились с лошадьми: кто сунул им мешок с овсом, кто вытирал им разным тряпьем вспотевшие бока, грудь, спину.

На железной дороге и вблизи нее гарнизонов врага не было. Лишь на крупных станциях на участке Быхов — Рогачев имелась малочисленная охрана, состоящая в основном из местных полицаев.

Разведчики и партизаны из группы Алексеева, подошедшие к железной дороге, вполголоса переговаривались:

— Главное, братцы, что за эшелон пойдет? И покатит ли он вообще? Если с войсками, то хватим лиха. Следом попрут собаки. Эх, если бы с продовольствием расколошматить!..

— Жди! Так они тебе его и послали. Получай, Василий. В одном вагоне шпиг, в другом — сосиски, в третьем — ром с шоколадом…

— А чего? Может, и пошлют. Не зря же мне вчера, когда у молодайки ночевали, приснилось…

— Сбудется твой сон, — заверил старшина Докшин, вынырнувший из-под развесистой ели. — Только для начала возьмешь ящик тола и — на насыпь железной дороги! Живо!

— Есть, на насыпь!

— Остальным — в ружье! Лошадей тоже надо охранять. Поняли?

— Так точно! — ответил старший сержант Базиров.

— Смотри у меня! Чтоб все было в ажуре, — и метнулся снова под крону елки.

Посланная старшиной взрывчатка была доставлена рядовым Дмитриевым майору Алексееву. Он не знал, откуда пойдет эшелон, и потому решил заминировать железную дорогу у крутого поворота с двух сторон. Лунки под рельсами были быстро подготовлены. Минеры мигом положили в них шашки тола и заровняли землей и снегом.

— У нас все готово! — доложил прибежавший с левого фланга сержант Флягин.

— У нас тоже, — сказал, встав с рельса, младший лейтенант Соколов.

— Тогда всем с насыпи! — взмахнул рукой Алексеев. — Быстро!

— Разрешите мне остаться! — попросил красноармеец Буташин, одетый в длинный тулуп пограничника.

— Это зачем? — удивился Алексеев.

— Прислонюсь ухом к рельсу — послушаю поезд.

— Мы и так услышим.

— Никак нет, товарищ майор. Мною лично проверено — по гулу рельсов слышнее километра на три.

— Ладно. Давай! Только как услышишь — кубарем долей!

— Есть!

Бойцы спешно покидали насыпь. Алексеев и Колюпанов спустились последними, пошли по едва заметной в снегу тропинке. Алексеев — впереди, политрук — шагах в двух сзади. Метель быстро заметала следы. В лесу, на дороге, идущей вдоль полотна железной дороги, остановились. Алексеев расположил десантников и партизан вдоль железной дороги, приказал отрыть снежные окопы, используя как укрытия толстые деревья и пни вековых сосен и елей. Заранее были выделены бойцы для освещения местности ракетами.

— Что нас ждет ночью на таком морозе, товарищ майор? — спросил один партизан из отряда Ероцкого.

— Нас ждет серьезный бой. А вот когда он произойдет и с кем — вопрос. Ребята из вашего партизанского отряда как-то рассказывали: подорвали они эшелон, а в вагонах — куры, которых везли в Германию… Вот потеха была! Сотни кур по лесу разлетелись. Долго потом их ловили. Идешь, говорят, по лесу, а они, как воробьи, на деревьях сидят.

— Нет, — сказал политрук. — Такой груз нам не нужен. Бить так бить, чтоб надолго запомнили, чтоб взрыв всю округу потряс, чтоб вшивым гадам ночью не спалось!

— Согласен. Но честно признаться, вагонов, полных солдатни, не желаю. Нас горстка, а их сотни. Правда, на лошадях мы от них можем быстро оторваться.

— Вы правы, товарищ командир: с эшелоном солдат нам не справиться. Значит, надо придерживаться правильной тактики.

— Не будем гадать, политрук. Посмотрим, как все сложится.

Метель не унималась. Где-то в районе Быхова что-то горело. Зарево тревожно вздрагивало над лесом. Алексеев поежился. Он не боялся ни темноты, ни ночного боя, а вот ночные пожары переносил муторно. Они пугали его. И началось это с той ночи, когда в крещенский мороз его, лопоухого мальчишку, разбудили крики под окнами родного дома: «Вставайте — горим! Пожар! Пожар! Соседи!»

Страшное это было зрелище. Рушился объятый пламенем, рассыпая на десятки метров трескучие искры, дом. А вокруг него с топорами, баграми, ведрами суетились, не в силах унять пламя, люди. На сундуках, узлах сидели укутанные во что попало детишки. В страшном горе рыдали женщины.

Но тогда люди хоть на время находили приют у соседей. Погорельцам приходила на помощь местная власть. А теперь… Фашисты не только не помогут, а еще и пристрелят или живьем в костер загонят. Было такое не раз.

С насыпи прибежал боец в тулупе.

— Товарищ командир! Рельсы загудели.

— Это точно?

— Как есть. Своими ушами слушал. Даже одно «обжег» об рельсу.

— Стук тяжелый?

— Не легок, товарищ майор. Слитный. Этак вагонов на тридцать!

— Уже и вагоны подсчитал.

— Так не первый же раз на железке. Плюс к тому вырос на железной дороге — батя-то мой путеобходчик.

— Ну, что ж, путеобходчик. Спасибо за добрую весть. Будем встречать. Тридцать — так тридцать. Передать команду: «К бою!»

Тревога в лесном лагере

В лесу близ Жабовки, где разместился зимний лагерь штаба оперативной группы, внимательно следили за действиями группы Алексеева. Радиограмму от него получали, как правило, поздно вечером или ночью. Ни о каких своих боевых действиях алексеевцы пока не докладывали — сообщали лишь свое местонахождение. Всего радиограмм было пять. Но шестая неожиданно не поступила. Радист продежурил на узле связи целую ночь, но «Днепр» (позывной Алексеева) молчал.

— Сели батареи питания, — предположил капитан Гниденко. — Я советовал им, предупреждал…

— Как это сели? Отчего? — вмешался в разговор лейтенант Коротков, начальник узла связи.

— А так: радиослушание устраивали для населения. Из Москвы.

— Дело это нужное, — сказал Огнивцев, сидевший на тельпухе у топящейся печурки. — Алексеев