Но коль скоро они приехали сюда, говорит Иверсен, хорошо бы уж заодно разобраться с этим банком, в который вложены и их деньги.

— С банком? Ха-ха-ха, — смеётся Август. Да он, Август, в жизни не знал более достойного учреждения, его просто ни с чем нельзя сравнить. И он начал разглагольствовать о больших стадах, о серебряных рудниках, о знаменитой пещере в стране, что зовётся Боливия, — ведь вам, капитан Мильде, известна эта страна?

Нет и нет, шкипер Людер Мильде никогда не ходил ни в какие другие страны, кроме как на север Норвегии, в Вест-фьорд. Молодой он ещё.

Так вот, насчёт боливийской пещеры. У президента Боливии был там свой банк. Ах, какая жалость, что они не знают иностранных языков, он, Август, мог бы им кое-что прочитать. А ещё он хочет сказать, что Полленский сберегательный банк преуспевает как серебряный рудник и не менее надёжен, чем любой банк в пещере. Благословенные Богом господа, да этому банку скоро будет принадлежать весь Поллен. Ну само собой, он не желает читать лекции такому богатому и знатному человеку, как Габриэльсен, хозяину самого лучшего дома к северу от Будё. А вы, случайно, не бывали у него в коридоре и не глядели сквозь цветные стёкла, доставленные из самой Индии? Не упустите такой возможности.

Габриэльсен, который до тех пор не раскрывал рта, вдруг спросил:

— А нельзя ли прямо сейчас получить хоть что-то от наших акций, немного Ausbeute, как это называют немцы?

— Отчего ж нельзя? — Август совершенно согласен с ним. — Мы как раз недавно обсуждали этот вопрос.

— А разве не полагается созвать общее собрание акционеров?

И это тоже совершенно верно. Но он, Август, провалялся несколько месяцев на смертном одре, а за это время ничего ровным счётом не было сделано. Он не мог даже заняться собственными делами в других странах, из-за чего и потерял десятки тысяч. Впрочем, надо радоваться хотя бы тому, что он остался жив.

Ну и как думает Август, сколько процентов они могли бы получить?

Август, деловито и без раздумий:

— Вы сами можете прикинуть, сколько может заработать банк за первый год своего существования в таком селении, как Поллен. Домов и прочей недвижимости у банка, конечно, хватает, но чтобы деньги... Да и у кого они есть? Ну, немного у вас, Габриэльсен, да ещё у старого Каролуса, ну у Поулине и таких, как она... Но чтобы деньги вообще... Денег нет и не будет, пока фабрику не доведут до ума, чтоб она начала работать. А вот тогда вы посмотрите! Да, кстати, вы не хотели бы купить акции фабрики по производству рыбной муки?

— Вот уж нет... К сожалению, средства не позволяют...

— Вам и не позволяют?! — Августу просто смешно это слышать. Все трое — состоятельные люди: угодья, земля, шхуны, кошельковые неводы, банковские акции... и ещё много всякой всячины!

— А что это за фабрика такая? — спросил Людер Мильде, который был молодой и потому любопытный.

— Я же сказал, фабрика по производству рыбной муки. В Поллене будет своя промышленность. Ведь только промышленность может приносить деньги. Покойник Оттесен, так тот в своё время по первому же слову приобрёл акций на пятнадцать тысяч...

— На пятнадцать тысяч?! — восклицает хозяин шхуны Иверсен.

— А разве не на пятнадцать? Их было так много, что я уж и не помню точно. Но вы хорошо знаете, что Оттесен был человек сведущий, во всём хорошо разбирался, и если уж он соглашался в чём-то участвовать...

Они сказали, что подумают, и с тем направились к выходу.

— Подумайте, подумайте! И не мешкая известите меня, сколько акций вы желаете приобрести. Эдеварт, ты не попросишь Поулине как можно скорей прийти сюда?

Вошла Поулине.

Глядя ей прямо в глаза, Август сказал:

— У меня такой вопрос: не принесёшь ли ты двести норвежских крон, которые я задолжал этим господам?

Поулине только собралась резко отказать ему, как Людер Мильде сказал, что насчёт денег — это вообще не к спеху.

— Да, я знаю, — промолвил Август, — вы не из тех людей, которых подпирает нужда. Но мне не нравится должать какие-то кроны и эре, тем более что у Фуглё я поставил невод, который запер косяк сельди. Уж с этого-то я наверняка поимею несколько тысяч.

Словом, Поулине получила своё! Она тотчас ушла и вернулась, принеся деньги, право же, она вернулась с деньгами.

— Большое тебе спасибо, Поулине, — сказал Август, снова чувствуя себя начальником, который знает, что делает, после чего продолжил, обратясь к своим собеседникам: — Я связан по рукам и ногам, пока не выздоровею окончательно и не смогу съездить в Норвежский банк. Но до тех пор Поулине предоставляет мне кредит в норвежской валюте.

— Что ты этим хочешь сказать? — процедила сквозь зубы Поулине и добавила: — Лично мне об этом ничего не известно.

Август подмигнул гостям, пусть, мол, они воспримут её выпад как обычную шутку и посмеются вместе с ним. Поулине в ярости покинула комнату.

А шкиперы сидели, каждый с большой красной ассигнацией в руках, и чувствовали некоторое смущение. Они вовсе не требовали, чтобы им срочно вернули деньги, право же, не требовали. Но зато они не могли не признать, что им ещё никогда не доводилось видеть столь чёткую и незамедлительную выплату наличными. Никаких попыток уклониться! А ты слышал, Иверсен, что Август выторговал десять крон?

Иверсен не унимался:

— Я своими ушами слышал, как он приказал заплатить!

— Дело есть дело! — изрёк Август. После чего с превеликой охотой принялся наставлять всех троих, желая залучить их в свои сети, и наставлять таким тоном, словно он старый друг их семей. Август не возносился в небеса, нет, он обрёл твердую почву под ногами, он был начеку и преподносил им одну выдумку за другой, сообщал им цифры и расчёты — чудеса дрессировки, перлы бесстыдного обмана, — но при всём при том оставался искренним в своих замыслах. Да, да, он оставался искренним, ибо верил в свою высокую миссию, ибо лгал от чистого сердца — и для их же пользы. Он сидел на своём стуле, хворый, изолгавшийся, — символ времени и прогресса.

— Фабрика вот-вот начнёт работать, — говорил он. — У пароходной пристани лежат мешки с оплаченным цементом, осталось только привезти их сюда. Участок под застройку не будет ничего стоить, мы возьмём его поближе к морю, чтобы он спускался по крутому берегу и заходил на глубоководье, тогда суда смогут приставать прямо к фабрике. Как только мы выведем стены, к нам пришлют машины точно по заказу. Я не считаю себя профаном в этом деле, мне уже доводилось строить и фабрики, и мельницы, а Эдеварт, вот он, сидит с нами, строил в Америке даже церкви и корабельные причалы.

Эдеварт поднимается с места, тяжёло шагая, уходит в свою комнату и начинает смотреть в окно. Спина у него сгорбилась, но, когда он поднимает голову, ему удаётся поглядеть через верхние стёкла, такой он вырос высокий, Эдеварт, старший брат.

А остальные продолжают свой разговор. Август уже сроднился с идеей строительства фабрики: первый, кто приобретёт акции, станет и первым, кому выдадут льготные акции. Первичный взнос не так уж и страшен: сначала десять процентов, а остальное — по мере надобности. Всё подсчитано до последнего: фабрика будет перерабатывать сельдь и давать шесть и девять десятых процентов дохода.