Лучано опять размахивает мне руками, прося подойти. Встав, я подмигиваю Ингрид:

— Расслабьтесь! Никакая они не мафия. Обычные русские туристы на отдыхе. И даже, возможно, и не богатые вовсе. Просто у нас принято сорить деньгами и к месту и не к месту напяливать на себя брильянты. Если что-то есть, значит, надо показать. Даже если показать нечего, надо подорваться и все равно показать. Не переживайте, все утрясется. Только шезлонг занимайте теперь с утра пораньше, а то стоять будете. Старушек у нас не особенно уважают. За что их уважать? У них денег нет. Хотя вам это не составит проблемы, я почти уверена, что, начиная с завтрашнего утра, вставать они будут не раньше, чем к обеду.

— Невероятно, — бормочет старушка, поверх очков окидывая русских все еще испуганным взглядом. — А орать они все время теперь так будут? Хотелось бы прежней тишины…

Я опять возвращаюсь в ресторан. Лучано, как и обещал, притащил мне столик из своей конторки и уже сервирует на нем приборы.

— Да я сама, идите, идите, — успокаиваю я его.

— Да? — спрашивает он с надеждой. — А ты не узнаешь у них, надолго ли они приехали? И будут ли у меня ужинать? А то за завтраком они смолотили все продукты, у меня пустые холодильники, мне надо срочно лодочнику заказать еды.

Я киваю и машу Жанне, что столик уже готов. Неспешной томной походкой она направляется ко мне, а мужчины за соседними столиками провожают ее восторженными взглядами. Меня немедленно разбирает зло. И за этот ее невероятный прикид, и за русские мужские раздевающие взгляды, и за весь испорченный пляж, на котором до отъезда этой группы уже никто из проживающих тут старожилов не сможет чувствовать себя как прежде. Какое-то время я пытаюсь убедить себя, что мне обидно за перепуганную Ингрид, но самообман никогда не был моей сильной стороной, и я вынуждена признаться себе, что источник моей досады кроется в том, что своим приездом Жанна окончательно разрушила ту слабую надежду на пратьяхару, которая и так пошатнулась от вчерашнего появления Стаса. Кстати, наверное, я должна теперь французу какие-то объяснения?

— Я тебе уже сказала, что выглядишь ты просто на пятерку? — спрашивает Жанна, элегантно подобрав руками переливающееся павлинами платье и присаживаясь за наш столик.

— Нет.

— Ну вот сейчас говорю. Загорелая как черт, худая как палка, глаза блестят как… как не знаю у кого. Кажется, морской воздух и солнце пошли тебе на пользу. — В ее голосе звучат напряженные завистливые нотки. Похоже, она сама уловила их присутствие, потому что немедленно замахала руками перед собой, словно разгоняя сигаретный дым, улыбнулась и подняла бокал с шампанским. — Ну что? За предстоящий отдых?

Я киваю и чокаюсь с ней чашкой капуччино. Молочная пена переваливается через край и плюхается прямо в Жаннин бокал. Наклонив его, Жанна долго изучает несимпатично плавающий посреди искрящихся пузырьков взбитый молочный остров. Потом ставит нетронутый бокал на стол. Глаза ее неожиданно становятся серьезны и холодны.

— А признайся? Ты ведь совсем не рада меня видеть?

Мне становится неловко, и я делаю слабую попытку отрицать очевидное:

— Да нет. Дело не в этом. Просто…

Фантазия изменяет мне, придумать причину экспромтом не удается.

— Просто что? — поднимает брови моя подруга.

— О-о-о… — уже в какой раз за утро говорю я. — Не знаю. Я не выспалась. Не утомляй, будь человеком! Лучше вот попереводи здесь за меня для Лучано, это хозяин этого отеля. А я должна побыть одна. Мне надо кое о чем подумать.

В последнем я не соврала. Мне действительно необходимо переварить так внезапно свалившиеся на меня события. Возможно за время, проведенное мной на острове, моя способность реагировать на изменения немного притупилась. Еще одна тема для обсуждений с Арно: нет ли риска поглупеть от безмятежной жизни? Хотя пока в моем пребывании на острове есть все, кроме этой пресловутой безмятежности.

Забравшись на камни чуть повыше моего дома, я вспоминаю, что уже несколько дней не смотрела на море. Оно всегда тут, и, казалось бы, в нем ничего не меняется, так, что наблюдать его не имеет никакого смысла, но это не так. Все обстоит как раз наоборот. Чем дольше живешь на острове, тем больше потребность смотреть на него, прищурившись следить за его настроениями, тончайшими изменениями цвета и расположения черных коралловых пятен. Последнее время мне начинает казаться, что если глубоко проникнуть в мир природы, в суть и логику естественных вещей, то когда-нибудь я смогу понять и себя.

Море сегодня волнистое, в мелких барашках на гребнях волн. У горизонта оно почти голубое, местами сливающееся с небом, посередине — уже бутылочно-зеленое, с травяным оттенком, а какого оно цвета у самого берега, мне с моей позиции на камнях не видно. Зато мне отлично виден отсюда весь пляж. Русские вторглись в него совершенно беспардонно, полностью разрушив наш устоявшийся тихий мирок. Даже купальники их чересчур ярки, — новехонькие, только из магазина, наверняка специально прикупленные для этой поездки, — невыцветшие еще красители так и режут глаз, не вписываясь в окружающий пейзаж. Компания мужчин громко обсуждает что-то, ныряя в море с масками. Приспосабливать громкость своих голосов к окружающей атмосфере, похоже, не входит в их планы. Их девицы в основном рассредоточились по шезлонгам. Фигуры их, надо сказать, довольно хороши, но позы наигранны и картинны и портят весь произведенный эффект. К тому же они тоже слишком громко говорят и вообще производят очень много суеты: постоянно вскакивают с шезлонгов, меняются местами, фотографируются, ходят за напитками, мажут друг друга кремами и что-то выщипывают на лице, поглядывая в зеркальце. Что приятно, так это то, что моя Жанна, по всей видимости, с ними уже сдружилась и радостно щебечет, как обычно отчаянно жестикулируя. На мой взгляд, то, что Жанна родилась в России — большая ошибка. Ее темпераменту куда бы лучше подошла Сицилия или даже, пожалуй, Бразилия. А уж почему, раз ей все-таки выпало родиться в Москве, а не в Буенос-Айресе, она не пошла в актрисы, не понимает вообще никто из наших знакомых, не только я.

Массажистка единственного на нашем пляже массажного салона уже выбивается из сил, пытаясь обслужить всю прибывшую команду. Лучано сбился с ног, отдавая указания персоналу, принося на террасу дополнительные столики и постоянно разбираясь с жалобами новых постояльцев. Сэм, как обычно в своей оранжевой майке, не решается подойти к отельной части пляжа и жмется у противоположного края. Рядом с ним расселись и виляют хвостом три облезлые собаки. (Как бы их не перестали пускать в ресторан на время пребывания русской компании! Наманикюренные девицы наверняка брезгуют бездомными животными). Барбары сегодня вообще нигде не видно. В самом конце пляжа, где за камнями прибились более простые бунгало, тоже сегодня безлюднее обычного, только семья нудистов как специально выставилась напоказ и загорает на скале. Где-то я слышала, что нудисты постоянно нуждаются в публике, и им единственным, возможно, приезд русских пришелся более-менее кстати.

Я долго всматриваюсь во все движущиеся на пляже фигурки, но Арно нигде нет. Может быть, мне стоит сходить к нему самой, объясниться про вчерашнее? Хотя… если мне действительно и стоит сегодня куда-то сходить, так это отнести еды голодающему в пещере Стасу. Обдумать все сказанное им, мне так и не удалось. Мозг сопротивляется, и вчерашняя информация никак не укладывается у меня в голове.