Руки его переплетены крест накрест и обнимают поджатые к груди колени, на которых покоится узкий подбородок, заросший паклей клочковатой рыжей щетины. Длинные пальцы на босых ногах, в лучших Стасовых традициях, впиваются в каменный пол. Стоящая рядом початая винная бутылка идейно завершает сей художественный образ.

При моем появлении изваяние слегка оживает, реагирует на раздражитель, слабо поворачивает голову, медленно вытягивает из-под одеяла руку и неожиданно энергично чешется подмышкой.

— Господи, дарлинг! Ты ли это, солнце мое?!

Дарлинг с минуту продолжает чесаться, потом рука его убирается обратно под спальник, а на лице появляется удовлетворенное выражение сытой обезьяны. Он по-прежнему молчит, голова его остается повернутой ко мне, а в глазах появляется любопытство и что-то еще, похожее на иронию.

— Я принесла тебе бритву, — говорю я и ежусь от холода. По стенам пещеры кое-где стекают мелкие струйки воды. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до одного из них — на ощупь вода абсолютно ледяная. — Боже, как тут противно! Почему ты здесь сидишь? Вышел бы наружу!

— А мне здесь хх…ххорошо, — наконец разлепляет синие губы изваяние. — Уютно. Спокойно. Ничто не отвлекает.

— Не отвлекает от чего?

— Ни от чего. От мыслей.

Я молча кусаю губу и оглядываю пещеру. Довольно большая, около пятнадцати метров длиной и не менее семи шириной, она напоминает декорацию из фильма ужасов. Мрачные, почти черные стены поблескивают от сочащейся везде воды, в своде потолка по центру проходит глубокий разлом, теряющийся в темноте, а в центре композиции на полу валяются обгоревшие до углей деревяшки. Вероятно, Стас делал себе костер. Рядом с кострищем стоит перевернутый вверх дном ящик из-под бутылок, на нем, приваренные воском, расположились живописной группой с десяток оплывших свечей. Моих. Так вот куда так стремительно исчезали мои запасы! На ящике, служащем здесь столом, и рядом с ним раскиданы всяческие пакеты, моя книжка Стивен Кинга, моя же пропавшая расческа, маникюрный набор, мобильник и несколько картонных коробочек с лекарствами. Но невероятнее всего здесь смотрится стоящая прямо на каменном полу шахматная доска с расставленными на ней фигурами.

— Боже… — выдыхаю я. — Ты что, играешь сам с собой в шахматы?

Стас сглатывает слюну и что-то мычит в знак согласия.

— Я вообще не знала, что ты знаешь такое слово: шахматы. Где ты их взял?

— Привез с собой. Я заранее продумывал свой дд…ддосуг, — отвечает Стас. — Я много чего привез, — кивает он в сторону притулившегося под стеной чемодана, и на его губах начинает играть кривая усмешка, — даже лэптоп и электрическую зубную щетку прихватил. Забыл только, что вот незадача — в пещерах не бывает розеток… Все на хер поразрядилось в первые же дни, так что я вот, шахматами теперь балуюсь. Читать здесь в темноте — глаза сломаешь, а шахматные фигуры отлично видны почти до самого заката. Да и после него, если при свечах… А играю я, кстати говоря, отлично, у меня еще со школы первый разряд. Как я погляжу, плохо ты меня знаешь, honey.

Я ставлю принесенную сумку с продуктами на пол, подхожу ближе к Стасу и присаживаюсь на корточки. На его верхней губе запеклась огромная черная лихорадка, а в глазах поблескивает нехорошая безуминка.

— Пошли на солнце, я тебя прошу. У меня здесь мурашки. И ты весь простуженный уже, кажется. Господи, какой бред ты учудил! Ну неужели нельзя нормально жить в нашем доме? Тебя прямо ищут ? И могут приехать сюда ? Не знаю… по-моему, это бред какой-то! Я не верю вообще…

Стас опирается на одну руку и медленно встает на ноги.

— Отсырели, — комментирует он хруст в коленях, — а про «не верю» — это ты напрасно…

Мы выходим на свет божий. Я ловлю себя на том, что постоянно порываюсь подставить Стасу плечо или поддержать под локоть. Он напоминает мне смертельно больного, последний раз выведенного посмотреть на голубое небо. Дневное освещение ослепляет нас, и мы долго щуримся, как герои повести Короленко. Я надеваю солнечные очки, и пасмурное небо становится от этого еще более угрюмым, а черные скалы выглядят драматическими декорациями. Вдобавок ко всему за те десять-пятнадцать минут, что я провела в пещере, откуда-то налетел совсем уж жуткий ветер, порывами буквально сбивающий с ног.

Я отхожу в сторону, чтобы присесть на удобный плоский камень.

— Не туда. Это мой WC, — предупреждает меня Стас.

— Что?

— Ничто! Сру я за тем камнем, говорю!

Я отскакиваю в сторону, и Стас разражается хриплым лающим смехом, от чего его глаза увлажняются и на розоватых тонких веках начинают поблескивать слезы.

— Козел, — говорю я.

— Сама коза!

— Высокие у нас отношения! Ничего не скажешь. Пойдем, может, лучше тебя искупаем? От тебя воняет. А потом бы я тебя побрила и постригла. Я принесла ножницы и шампунь. Здесь есть нормальный спуск на маленький пляжик…

— Это ваш-то с адвокатом? Голубиный насест?

— Почему голубиный?

— Не знаю, почему. Потому что воркуете вы там вдвоем. Видел я, и не один раз видел. Пп…пполучил прямо удовольствие. Можно сказать, налюбовался. Нахер ваш пляж! Еще не хватало, чтобы твой голубь туда сейчас приперся и меня увидел! Ты хоть сообразила заткнуть его, чтоб он не выболтал, что я приехал?

— Сообразила. Он никому не скажет. А на пляж он сегодня не придет, не бойся. Я его услала подальше, Жанну развлекать, чтоб я сюда прийти смогла.

— Жанну?!

Я вздыхаю.

— Твою Жанну?! Она что? На острове?!

— Ну… я ее как-то недавно позвала… не подумав… А она возьми и приедь вчера. Ну я же не знала тогда…

— Бля-я-я… — Стас хватается руками за голову и закатывает глаза, ища поддержки у богов. — Ты вообще что ли?! Нах… нам тут Жанна?!

— Все! Прекрати орать! Что сделано — то сделано. Я сказала, я ее нейтрализовала, ее теперь будет развлекать Арно.

— Арно? Это у этого придурка еще и имя есть? Ну у нас тут прямо как большая семья образовалась! Жанна, Арно… Красота!

Черт меня, правда, дернул позвать сюда эту Жанну! В этом Стас, разумеется, прав. Разозленная, я поворачиваю на тропку и направляюсь в сторону расщелины:

— Я ушла купаться.

Помедлив, Стас засеменил за мной, продолжая в полголоса жаловаться небу на мою непроходимую тупость, но через пару минут приотстал, свернув куда-то. Его шаги зашуршали по камням снизу от меня. Я в раздражении оборачиваюсь и, как выясняется, делаю это очень вовремя.

— Стой! Господи, это невыносимо! Куда ты пошел? На этот мост нельзя, он полностью прогнил! Его надо обходить вот тут, иди за мной. Где кустарник выстрижен, видишь?

— Спасибо, что сказала, — хмуро бурчит Стас, но видно, что сердце его подпрыгивает от неожиданности. — А то могла бы остаться богатой вдовой.