Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно Дон встала. Когда она заговорила снова, у нее уже был совсем другой голос. Она рычала, как тигрица.
– Держись подальше от моего парня, девочка. – Она подобрала фонарь и направилась к двери. – Если ты этого не сделаешь, я скажу твоей маме, чем ты здесь занимаешься. А у нее и так достаточно поводов для огорчений. Ведь ты не хочешь огорчить ее еще больше, а, детка?
Я изо всех сил швырнула в нее бутылку с водой, сама не понимая, что делаю. Она ударила Дон по шее, та издала хриплый крик и уронила фонарик.
– Тварь!
– Извините! – Я прижала ладони к лицу. – Я не хотела, Дон! Правда!
Она подняла фонарик. Я решила, что она сейчас бросится на меня, но Дон открыла дверь и выскочила из дома. Я услышала скрип досок и ее глухой прыжок на песок.
Захлопнув входную дверь, я задвинула засов. Потом вынула телефон и набрала номер Бена. Он не отвечал.
Дрожащими руками я написала сообщение:
«Д знает».
– Садитесь, пожалуйста.
Деннис Шартелл провел меня в свой кабинет и жестом указал на один из кожаных стульев, стоявших около массивного стола из красного дерева.
– Я рада, что вы приняли меня так быстро, – сказала я, садясь.
Я узнала о нем от миссис Террел лишь день назад, но секретарь юриста сказала, что он сможет принять меня вне очереди.
– Могу вообразить, через что вам пришлось пройти, – сказал он, присаживаясь на угол стола. – Я в курсе слухов.
– Каких слухов? В Уилмингтоне?
– Этот пожар стал первоочередной новостью, и, хотя власти не называют его поджогом, люди любят детективное развитие сюжета. А что может быть лучше, чем герой, оказавшийся преступником?
– Но он не преступник.
Адвокат кивнул. Свет лампы отражался в стеклах его очков. Это был стройный мужчина, выглядевший так, словно не прикладывает никаких усилий для сохранения фигуры. Длинное лицо, редеющие темные волосы, улыбка – благожелательная и уверенная. Мне он сразу понравился. Практически я уже влюбилась в него, ведь он поможет мне разобраться в этом смехотворном обвинении.
– Расскажите мне все, что знаете, – сказал он, щелкая шариковой ручкой над блокнотом в желтой обложке. – Какие у них есть доказательства?
– Насколько я знаю, у них есть только устные свидетельства нескольких людей о том, что Энди видели около церкви во время локина. Я в это не верю. Мой сын может мыслить только конкретно. Если ему было сказано: «Это локин, и надо оставаться внутри», он никуда выходить не станет.
– Что вы имеете в виду, говоря, что он мыслит конкретно?
Я рассказала ему о заболевании Энди. Может быть, лучше найти защитника, знакомого с подобным заболеванием? Но Деннис записывал и внимательно слушал мои объяснения.
– Понятно, – сказал он, когда я закончила. – Кто же эти свидетели, которые утверждают, что видели Энди около церкви во время локина?
– Во-первых, мальчик по имени Кит Уэстон. – Я рассказала ему о драке Энди и Кита во время локина и о том, что в детстве они были друзьями. – Другой свидетель – женщина, которая проезжала той ночью мимо церкви. Конечно, она не могла знать Энди, но она описала мальчика, который по приметам напоминает Энди. Затем его подруга Эмили – тоже не совсем полноценный ребенок – сказала, что перед поджогом он выходил из церкви.
Он смотрел на меня, как будто ожидал чего-то еще.
– Это все? – спросил он, наконец.
– Все, о чем я знаю. Они провели обыск в его комнате.
– У них имелся ордер?
– Нет. Я подписала согласие на обыск.
– Они что-нибудь взяли?
– Одежду, в которой он был в ночь пожара. И, как мне кажется, какую-то информацию из его компьютера.
Деннис забарабанил ручкой по подбородку.
– Энди, кажется, был единственным человеком, который смог найти безопасный выход из здания, не так ли?
– Да. Но это ведь не преступление.
– Да уж. – Он хмыкнул. – Из того, что я прочел, можно сделать вывод, что на вашего сына смотрят, как на аутсайдера. Он не очень популярен. Вы с этим согласны?
Я кивнула:
– Да. Он не особенно хорошо уживается с одноклассниками, но это ведь не означает, что он совершил поджог, чтобы поднять свой авторитет среди школьников.
– Итак. – Деннис положил ручку на блокнот и откинулся на спинку стула. – Все, что у них имеется сейчас, – это косвенные доказательства. Ничего, что они могли бы использовать для предъявления обвинения, это точно. Как он попал на этот локин?
– Моя дочь Мэгги отвезла его туда.
– Из этого я могу заключить, что Мэгги знает, что он не вез с собой пару галлонов горючей жидкости, правильно?
Я улыбнулась. Постепенно моя тревога стал уменьшаться. По большому счету, я всегда считала все это дело каким-то абсурдом.
– Правильно, – сказала я.
– Если только на его одежде в лаборатории не обнаружат следов горючего, я могу утверждать, что с мальчика должны быть сняты все подозрения.
– Этого не случится, – сказала я. – Я знаю это наверняка.
* * *
Я чувствовала такое облегчение после разговора с Деннисом, что, возвращаясь домой, подпевала радио в машине. Я открыла окно, дав волосам развеваться от теплого весеннего ветерка, и всю дорогу до разводного моста во все горло распевала старую песенку.
После моста я повернула направо, к кафе «Яванский кофе». Может быть, Сара еще в Серф Сити. Опять я чувствовала, что потеряла с ней связь. Я звонила ей дважды за последние дни, но она не перезвонила.
Дон вытирала прилавок, когда я вошла в пустое кафе. Она подняла голову и вяло помахала мне.
– Привет, Дон, – сказала я. – Сара сегодня здесь?
– Она вернулась в больницу. – Она едва взглянула на меня, оттирая пятно на прилавке, но я успела заметить ее покрасневшие глаза.
– Как здоровье Кита?
– Он поправляется. – Она положила тряпку, поставила спрей, потом взяла бумажный стаканчик и вставила в один из кофейных автоматов. – Но лечение ожогов никогда не вызывало особого веселья.
– Я знаю, – сказала я. – У меня было несколько пациентов с ожогами, когда я проходила стажировку в медучилище. Чистка ран от сгоревшей кожи, без сомнения, одно из самых тяжелых воспоминаний о моей учебе. Бедный Кит, бедная Сара. Ей, должно быть, так тяжело смотреть, как он мучается.
Дон закрыла крышкой стакан с кофе, которого я не заказывала, и протянула его мне.
– Спасибо, – сказала я и послушно сделала глоток.
– Она делает вид, что все в порядке, – проговорила Дон. – Но, конечно, вымотана до предела.