слабел. Ему понадобилось инвалидное кресло, и он не мог сесть в него или встать из него без помощи. Помощь была нужна и чтобы лечь в постель, и чтобы встать с постели. У него еще хватало силы не висеть мертвым грузом, когда мы его поднимали, и он еще мог взять чашку и поднести ко рту, чтобы попить. Он еще ел твердую пищу, хотя жевать стал медленней и мог глотать только маленькие кусочки, так что долго пережевывал, боясь подавиться.

Он жил в доме Лауры, номер 34. Там ему установили специальную кровать. У нее были отдельные элементы управления для каждой стороны, можно было поднимать и опускать изголовье и нижнюю часть. Еще была функция массажа, которой Майк пользовался по утрам, чтобы стимулировать кровоток. Но у него все равно были проблемы со сном. Ему было больно. В отличие от меня, Майк не признавал болеутоляющие. Я при малейших признаках головной боли, даже покалывании в глазах приму пару таблеток «Парацетамола».

Майк в таких случаях говорил: «Ты что делаешь? Просто выпей воды». Но я сторонник простых решений. Выпил пару таблеток – и ты как новенький.

Майка, что естественно, беспокоило ухудшение его состояния, и нам понадобился врач. Отвезти его куда-то было сложным делом. Мы использовали приспособление, называемое «почечная доска», тонкую, но прочную доску формы вышеупомянутого внутреннего органа, которую мы могли подложить под него и, используя рукав из ткани, прикрепленный к этой доске, безопасно перенести Майка, соблюдая всяческую осторожность, с одной поверхности на другую. Но теперь даже это стало слишком сложно.

Лечащий врач зашел его навестить и тут же прописал успокоительное; по его словам, чтобы снять напряжение. Майк, как и следовало ожидать, с недоверием отнесся к лекарствам, и сразу принимать их не стал. Но через несколько дней, когда тревога совсем его измучила, он согласился.

Почти сразу таблетки возымели эффект, обратный ожидаемому. Тревожность Майка усилилась, сердце стало бешено колотиться. Впечатление было такое, будто его накачали адреналином. Я гадал, может ли быть, что его организм настолько непривычен к неестественному вмешательству и химическим препаратам, что они вызывают у него такие побочные эффекты. Дошло до того, что он почти разучился дышать. Он лежал на кровати, и ему было настолько трудно дышать, что приходилось концентрироваться на дыхании, как будто он уже не мог делать это рефлекторно. Ложиться становилось слишком болезненно. Любое покрывало на груди, даже тончайшая простыня, добавляло чувство давления. Он просыпался в панике, и ему с трудом удавалось перевести дыхание. Вместо кровати он стал спать в кресле с откидной спинкой.

Мы опять вызвали врача. Узнав о неблагоприятной реакции Майка на прописанное им лекарство, он просто увеличил дозу. Он дал Майку более сильное лекарство и посоветовал вместе с ним продолжать принимать предыдущее. Майк, который к тому времени уже долгий период не мог спать по ночам, сделал, как велел врач, надеясь хоть немного отдохнуть. Но стало еще хуже.

Майк перешел на беспорядочный режим сна. Он то погружался в беспокойный сон, то вновь выныривал из него, его мучили яркие кошмары. Он перестал есть обычную пищу, и было заметно, какие неудобства ему это доставляет. Как бы сильно ни хотел он проспать добрых восемь часов подряд, ему удавалось подремать не больше часа, а следующие пять часов он проводил в полудреме.

Однажды вечером я проводил викторину в баре в Молде, когда мне позвонила Лаура. Голос у нее был испуганный. С Майком плохо. Я немедленно все бросил и помчался к дому номер 34. Майк сидел в кресле и, казалось, не спал и не бодрствовал. Казалось, у него был бред – он говорил без слов, бормотал и стонал. На минуту засыпал, снова просыпался, с трудом переводя дыхание. Я всю ночь просидел с ним, боясь за него, не зная, что делать.

Когда настало утро, мы позвонили в хоспис в Рексеме. К тому времени мы с ними были на связи уже несколько дней. Майк еще раньше предполагал, что может настать момент, когда Лауре понадобится перерыв, а в этом хосписе были все условия. Там был врач, который разбирался в болезни моторных нейронов лучше, чем лечащий врач Майка и врачи больницы. Я рассказал ему о прописанных Майку лекарствах. Он пришел в ужас и сказал, чтобы Майк немедленно перестал их принимать. Но вред уже был нанесен. В то утро я описал по телефону симптомы Майка. Тот врач сказал, что это дыхательная недостаточность. Он получает недостаточно кислорода и не выводит токсины. Лекарства сделали только хуже. Ему нужно в больницу. Срочно.

Мы натянули на Майка спортивные штаны и джемпер, пока ждали скорую, которая приехала через полчаса. Майк был почти без сознания, когда его грузили в машину. Когда он просыпался, то широко открывал рот, отчаянно пытаясь заглотить больше воздуха. И ему было страшно. Нам всем было страшно. Врачи скорой сразу подключили ему кислород, и все мы рванули в больницу Рексема. Врач из хосписа также заведовал операционным отделением в этой больнице, он встретил нас в отделении скорой помощи. Майка надо было срочно подключить к аппарату для дыхания.

Прошло несколько мучительных часов. Мы с Лаурой сидели в палате у кровати Майка и беспомощно наблюдали, как он борется за жизнь. Он лежал на кровати, свесив голову набок. Он медленно моргал полуприкрытыми глазами с тяжелыми веками, как будто успокоенный. Привезли аппарат, это оказалась маска, которая закрывала Майку нос и давала дополнительный приток воздуха, когда он вдыхал, а потом помогала его выдоху выводить токсины. Через десять минут Майк уже был почти в нормальном состоянии. Потрясающая, невероятная перемена. Он был очень измучен, но опять мог дышать.

Все это заняло большую часть дня, так что Майку надо было остаться на ночь. Я сел на стуле около его кровати, тщетно надеясь, что он сможет поспать. Палата, однако, располагала к чему угодно, только не к отдыху. Ужасный белый свет оставался включенным до трех часов ночи, и почти не было минуты, когда никто не кашлял, не стонал или не звал сестру. В какой-то момент показалось, что все наконец затихли, но тут появились медсестры с большой тележкой лекарств и нарушили короткий покой. Майку надо было поспать. Ему был необходим отдых. А здесь отдохнуть было невозможно. Он опять стал впадать в состояние летаргии и задыхаться. У него начался рецидив.

Мне удалось связаться с врачом из хосписа и объяснить, что Майк не может восстановиться в переполненной палате.

Он предложил место в хосписе, и